Война против детей – до и после 1945 года

Открытое письмо Президенту Российской Федерации В. В. Путину

Господин Президент!Фонд взаимодействия и примирения и Сбербанк России в декабре 2005 года начали очередные выплаты материальной помощи жертвам фашизма. Транш в размере 9 млн.74 тыс. евро предоставлен Фондом Германии «Память, ответственность, будущее».

2 мая 1944 года, деревня Большое Петрово. Офицеры части, освободившей Славковичи в марте 1944-го, с группой местных жителей. Фото из личного архива Л. Д. Базил.

Уже в течение нескольких лет Германия выплачивает компенсации тем гражданам оккупированных территорий России, которые в детстве и старшем возрасте оказались в концлагерях, гетто, куда целыми семьями свозились граждане европейских стран и СССР. Рабский труд нужен был на фабриках, заводах, в сельском хозяйстве гитлеровской Германии и ее союзников.

До недавнего времени в стране льготников было много, и никто особенно не интересовался, почему рядом живут люди на каком-то особом положении, получая помощь от немецкого государства и льготы от своего. Так бы все и текло в мирном русле, если бы не закон № 122-ФЗ в части монетизации льгот.

С 1 января 2005 года бывшие «несовершеннолетние узники» (возьмем это выражение в кавычки, так как есть основания) по этому закону были поставлены в одну графу с участниками Великой Отечественной войны. Приводим дословно текст пункта 8 статьи 154:

«Установить, что проживающим на территории Российской Федерации бывшим несовершеннолетним узникам концлагерей, гетто, других мест принудительного содержания, созданных фашистами и их союзниками в период второй мировой войны, признанным инвалидами вследствие общего заболевания, трудового увечья и других причин (за исключением лиц, инвалидность которых наступила вследствие их противоправных действий), предоставляются денежные выплаты, меры социальной поддержки и льготы, установленные для инвалидов Великой Отечественной войны. Остальным бывшим несовершеннолетним узникам фашизма предоставляются ежемесячные денежные выплаты, меры социальной поддержки и льготы, установленные для участников Великой Отечественной войны из числа военнослужащих».

Мы не против того, чтобы люди получали к своим 2–3 тысячам рублей пенсии еще по 2–2,5 тысячи рублей компенсаций и пособий. Мы против вопиющей несправедливости и явной надуманности решения, заложенного в восьмой пункт ст. 154 закона № 122-ФЗ от 22 августа 2004 года.

Прежде всего, надо разобраться, кто такие узники и жертвы фашизма. После этого очень обстоятельно и объективно решить, кто кому должен платить и за что.

Тех, кто в детстве оказался в концлагерях, в настоящее время на территории Псковской области проживают единицы. Тех, кто был в гетто, тоже немного. Большинство из многих тысяч «несовершеннолетних узников», проживающих в области, к узничеству никакого отношения не имеют.

Одни были перемещены из одного региона СССР в другой, то есть, из населенных пунктов Псковской области (до войны Ленинградская) на хутора и в деревни соседних Эстонии, Латвии и Литвы. Другие вместе с родителями бежали из своего дома, например, в г. Острове, занятого немцами, в соседний район, который скоро тоже был оккупирован. Третьи вообще никуда не перемещались.

Со времен гражданской войны часть псковских территорий ленинским декретом была отдана прибалтийским государствам. В 1940 году эти земли были возвращены. С момента оккупации гитлеровской Германией они снова стали чужими, а после победы – своими.

Когда новое немецкое государство заговорило о своей готовности хотя бы частично возместить моральный и материальный ущерб детям фашистских застенков и лагерей за колючей проволокой, началось немыслимое.

Списков тех, кого немцы угнали и насильно вывезли, почти не сохранилось. Многие документы сгорели в пожарах при отступлении фашистов, а многие были уничтожены самой советской властью, за ненадобностью или по каким-то другим соображениям. «Узничество» в основном «восстанавливалось» по двум свидетельским показаниям. В «узники» были записаны целые деревни. Власть не возражала против любых средств и не пресекала очевидных нарушений.

Когда об этом после 1 января 2005 года стало известно довольно широко, в том числе и от самих «узников» (шила в мешке не утаишь), люди стали спрашивать друг друга: «А почему? А как так? Почему одним жертвам фашизма – две тысячи, другим жертвам (они же ветераны труда) – просто дулю?».

Чтобы найти ответ и хоть какое-то объяснение этого невероятного обстоятельства, мы решили побеседовать с одним старейшим прокурором города, участником Великой Отечественной войны, прошагавшим по полям сражений до Берлина.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, за что наше государство выплачивает пособия и компенсации «несовершеннолетним узникам»?

Ответ: (после некоторого молчания) – За что им платят немцы, понятно, а за что наше государство, да еще в размерах как участникам Великой Отечественной войны, не знаю. Затрудняюсь ответить. Это вопрос Президенту. Тут чисто политический казус…

Вопрос: Но раз это положение закреплено в законе, не означает ли это, что государство Российская Федерация признает государство СССР виновником и пособником фашизма в организации концлагерей, гетто и других рабских поселений, куда семьями сгонялись граждане СССР, в числе которых было немало детей, и теперь, в год 60-летия Победы правопреемник официально признает двустороннюю вину за надругательство над человеком?

Ответ: В общем, выходит так. Хотя я думаю, что это плохо продуманная политическая акция.

Вопрос: Скажите, а малолетние дети, что на 3–4 года остались на оккупированной территории за колючей проволокой укрепсооружений, среди постов часовых, комендантского часа, минных «заборов», виселиц, облав, пожаров, гибели родных и близких, без жилья, одежды и хлеба, - они не жертвы фашизма?»

Ответ: Конечно, жертвы, кто в этом сомневается…

Господин Президент Российской Федерации, мы Вас очень понимаем: Освенцим, Майданек, Саласпилс… – это чудовищно. За это немцы – фашисты –ответили перед мировым сообществом. Ваше потрясение от увиденного в известном всему миру концлагере – это и наше потрясение. Только разница в том, что Вы пережили его в мирное время в музейной тишине и Вам ничего не угрожало, а мы – в уже далеком 1941 году, когда на наши детские головы сыпались с неба настоящие бомбы. Только мы тогда не понимали, что происходит.

Увиденное Вами – это лишь часть Второй Мировой войны. Всю войну, страшную и трагическую, от начала до конца, прошли именно мы, малолетние дети очень долгой вражеской оккупации, держась за руки своих мужественных и отважных матерей и бабушек. Не имея ниоткуда поддержки, они боролись с врагом, как могли. Иногда с вилами в руках. И главный их подвиг состоит в том, что в кромешном аду они сохранили самое дорогое – нас, детей. Истощенных, больных чирьями и чесоткой, в окопных вшах, но живых.

Поразмыслите над этим, господин Президент.

Без правды о нас, детях оккупированных фашистами городов, сел и деревень, не может быть истории Великой Отечественной войны. А жуткая правда состоит еще и в том, что, дождавшись освобождения, мы попали под репрессии советской власти. Нас всех – и старых и малых – объявили пособниками фашизма с поражением в правах. Невинных людей по навету или по одному факту жизни «под немцем» и подневольной работы на него без суда и следствия расстреливали, лишая ребятишек кормильцев. Тысячи сгинули в норильских и других ГУЛАГах. Послепобедное сиротство было порождено самой властью, и нет ему никакого оправдания.

Деревня была беспаспортная, голодная долгие годы: у крестьян все отбиралось. Детям без вины загубленных при освобождении отцов выдавались свидетельства о рождении на материнскую девичью фамилию, как незаконнорожденным.

Да разве можно нас делить на особо избранных и никаких? Мы жили в гитлеровском, сталинском режимах, а теперь на наши головы, седые и больные, бомбой свалился режим закона № 122. За что?

Мы пропитаны войной, страхом и обреченностью, бесстрашием и выносливостью. Работая с малых лет, рядом со старшими мы убирали военную разруху, воссоздавали сильное государство. Это мы – теперь старшее, военное поколение – носители и хранители самой трагической страницы в истории страны.

Вы послушайте, что народ говорит, тихо пока говорит, но с болью в сердце. Наверное, скоро заговорит громко. Мы, русские, понятливы и терпеливы, но недостойно на нашей проклятой бедности отрабатывать модель плановой инфляции, глумливо внушая нам мысль войти в «тяжелое» положение правительства. Нас это не должно касаться.

Входить в положение «могучей кучки» правительства миллионеров и думской ячейки профсоюза высокопоставленных бюрократов под названием «Единая Россия» (единая с кем?) нам нет резона.

Отдайте нам наше, заработанное и заслуженное. Жить нам осталось мало. Хочется пожить получше.

Мы считаем, что все законы в отношении «несовершеннолетних узников» должны быть отменены, как политически надуманные, двусмысленные, социально несправедливые, а потому вредные. Там, где граждане объединены общей судьбой, избранных быть не должно. Это неправильно.

Если государство не на словах, а на деле понимает свою ответственность перед поколением военного времени, тогда должно, нет, обязано принять закон о статусе несовершеннолетних жертв фашизма, а не принимать решений на волне эмоций и в честь победных юбилейных дат. И только на основе этого закона определить достойные меры социальной защиты всех малолетних детей, пострадавших от войны 1941-1945 годов.

Именно социальной защиты, а не социальной поддержки, как определено теперь в 44 статье 122 закона, что противоречит статьям 2 и 7 Основ Конституции Российской Федерации и Вашей присяге, господин Президент, которую Вы приносили всему народу, вступая в должность.

Во имя каких высоких целей и задач Вы преступили свою клятву, подписав закон, поправший права миллионов граждан?

Ветераны труда, дети фашистской оккупации:
З. Т. Андреева, Л. Д. Базил, Г. В. Березкин, В. В. Березкина, Л. А. Иванова, О. И. Куранова, В. И. Михайлова, К. А. Михайлов, М. И. Поварешкина, Т. Д. Рыбкина, А. И. Смирнова, Л. Г. Севрюг.
Январь 2006 года, г., Псков.

«Каждый новый день мог быть в жизни последним».
Голоса детей оккупации

В дополнение к увиденному Вами в европейских концлагерях мы шлем Вам несколько своих воспоминаний.

Мы не ставим своей задачей рассказывать, как вне родного дома, занятого врагом, жилось нашим малолетним землякам. Война для всех – страшная беда. Для одних, хоть и за пределами боевых действий, но – неволя, для других та же неволя, но на долгих 3–4 года в центре войны на оккупированной территории. Каждый новый день мог быть в жизни последним. Вот об этом наше письмо.

Но не только это побудило нас взяться за перо. Мы хотим привлечь внимание общественности к данной политической инициативе Президента РФ В. В. Путина и Госдумы, узаконившей политсоображения в подходе к решению социальных вопросов.

Одна из бывших малолетних узниц, которая два года с матерью и старшей сестрой прожила в лагере в одном из городов Германии, вспоминает: «Нам хоть раз в день давали похлебку. Худо-бедно, мы были одеты – обуты. Настоящий ужас мы увидели здесь, когда в мае 1945-го нас привезли домой. Опухшие от голода старики. Еду, какую можно было найти, они отдавали детям. На всех страшно было смотреть. Голые, босые, в каких-то обносках»…

Очень дорогое признание, потому что честное. А нам странно было узнать, что в течение многих лет, кроме помощи от Германии, наши земляки со статусом «несовершеннолетние узники» получают доплаты к пенсии, натуральные льготы и от родного государства, то есть, сначала от СССР, потом от России.

Геннадий Березкин. Мне было семь лет, когда наше село Палкино заняли немцы. Они сразу выгнали нас из домов. Мы жили в сарае. Помню, как в мае 42-го красиво цвела сирень. Это было так неожиданно среди разрухи. Я подошел к палисаднику, чтобы сорвать веточку. Вдруг, на меня налетела овчарка. Ее натравил немец – священник, который жил в доме. Со страха я бросился бежать. Собака прикусывала меня за плечи и прижимала к земле. Я вырывался и снова бежал. Не знаю, как долго это длилось. Собака травила меня, пока фашист не натешился…

Мария Поварешкина. Великие Луки были в центре боев. Город несколько раз переходил из рук в руки. Потом немцы пришли надолго. Недалеко от нас был лесок, а перед ним лужайка. Мы собирали там киселку (щавель) и пупыши (хвощ), так спасались от голода. Немцы под страхом смерти запретили населению ходить за кусты. Мне было 6 лет, что я понимала в этих угрозах. Однажды увлеклась и забрела в лесок. Часовой схватил меня и так избил, что я перестала говорить. Все решили, что я буду немая. Речь долго не возвращалась. Слава Богу, я выздоровела, но тело от тех побоев болит до сих пор…

Людмила Иванова. Облавы были постоянными. На арке при въезде в Славковичи зимой и летом на ветру раскачивались трупы повешенных. В феврале 1943 года в такую облаву попал и мой отец. Фашисты в поле за поселком расстреляли сразу 12 человек. В списке на братской могиле выбито и имя моего отца: Аверьяна Петровича Иванова. Государство наше никогда никаких пособий нам с братом не выплачивало…

Людмила Базил. Со стороны города Острова немцы наступали быстро. Над нашей местностью все время шли воздушные бои. Одна из авиабомб попала в наш дом. Был конец июня 41-го. Во время налетов мы прятались в окопе, вырытом в огороде. Никто не пострадал, но все сгорело. Семья, в которой было четверо маленьких детей, осталась без крыши над головой. Мама ждала ребенка. Сестренка родилась в сентябре, уже в оккупации. Ребенок рос, не зная, что такое манная каша. Свою первую конфетку в жизни девочка получила в марте 1944-го от офицера Красной Армии, которая нас освободила. Звали офицера дядя Миша…

Беременную маму немцы под прицелом автомата гоняли копать траншеи. На строительство укрепсооружений сгонялись подростки и все, кто мог держать в руках лопату. Укрепсооружения представляли из себя высоченный забор из колючей проволоки в три ряда, глубокую траншею и минное заграждение вдоль всего этого забора. Он отгораживал нашу деревню от большой дороги и от леса. На выезде были ворота, где круглые сутки стояли часовые.

Мы жили у соседей, в окопе, в гумнах и даже в лесной землянке. В лесу жили многие. Прятались от карателей, но они и здесь нас находили. Особенно лютовали эстонские и латышские эсэсовцы. Они врывались в лес и почему-то кричали: «За Родину, за Сталина!», а потом убивали стариков и тех, кто не успевал убежать.

Как мы были обуты и одеты, помню плохо, кажется всегда были полураздетые. По вечерам и ночам в деревню наведывались партизаны, которые с матом и угрозами отнимали у старших какую-то одежду, обувь и последнюю еду…

Не можем не рассказать и о том, как после освобождения Пскова в июле 1944 года все мужчины, которые были признаны непригодными к строевой службе во время военных действий и остались в оккупации (т. н. «белобилетники»), были собраны в отряды и брошены на освобождение Эстонии. Просто так, без разбора, инвалиды и больные. Все они, или почти все, конечно погибли. Наша земля покрылась новыми похоронками. Бедные нищие сироты, сколько нас? Никто не пересчитывал. Мы числились под словом «Безотцовщина».

Независимо от того, кто с родными был на хуторе в Эстонии и питался за одним столом с хозяином, а кто каждый день очень долгой оккупации дрожал от холода и зубной боли, мечтая о кусочке хлеба и картошинке, в полусгоревшей псковской деревеньке, – мы все дети с диагнозом «война».

Мы можем продолжать долго. Это – наша биография.

Мы обращаемся ко всем детям оккупированных фашистскими захватчиками территорий Российской Федерации: встаньте на защиту своих прав. Не надо думать, что все бесполезно, и мы ничего не добьемся.

Добьемся, если будем вместе.

Людмила БАЗИЛ.
180016, Псков, Рижский проспект, дом 31, кв. 66.