Вседержитель и держатели

Дискуссия о судьбе иконы «Спас Вседержитель» переросла в политическую дискуссию властей и специалистов в сфере культуры

В минувшую пятницу, 29 января, на встрече с региональной прессой губернатор Псковской области Андрей Турчак попытался расставить свои «точки над i» в ставшей публичной и приобретающей всероссийский характер дискуссии о судьбе древнейшей иконы в собрании Псковского государственного музея-заповедника: иконы «Спас Вседержитель», на которую претендует Псковская епархия в лице настоятельницы Спасо-Елеазаровского монастыря [ 1 ]. Церковные иерархи намерены добиться передачи находящейся в собственности государства древней иконы на т. н. «временное хранение» в действующий монастырь. Мнения специалистов, возражающих против перемещения древнейшего памятника и высказывающих опасения в его физической сохранности, губернатор объявил «непрофессиональными».

Ведущий региональный политик не без раздражения сказал буквально следующее: «Все вы знаете о позиции по этому вопросу Минкульта, о позиции патриарха, о позиции губернатора. Может сколь угодно долго продолжаться эта дискуссия. Все необходимые условия хранения – и климатические, и с точки зрения безопасности – в стенах Спасо-Елеазаровского монастыря будут соблюдены. Дискуссия на эту тему непрофессиональна».

«По инициативе губернатора во время визита министра»

На иконе конца XVII в. «Богоявление» («Крещение») фрагменты авторского красочного слоя в силу отсутствия у студентов необходимой квалификации были просто утрачены. Фото: Наталия Ткачёва

Десятью днями раньше, видя преобладающую критическую настроенность общественного мнения, региональные власти предприняли попытку частично «перевести стрелки» в процессе приятия и реализации неоднозначного решения на министра культуры России Александра Авдеева, от которого, по сообщению официального сайта Псковской области, датированного 19-м января, поступило на имя Андрея Турчака письмо.

Как следует из сообщения на официальном сайте, «Александр Авдеев поблагодарил Андрея Турчака за оперативное решение вопроса финансирования изготовления стационарного бронированного комплекса с системой поддержания температурно-влажностного режима для хранения иконы и сообщил, что Минкультуры России окажет все необходимое содействие по передаче иконы «Спас Елеазаровский»… Министр культуры также сообщил, что Псковская епархия планирует к июлю 2010 года завершить работы по монтажу охранно-пожарной сигнализации с тремя рубежами охраны и системой видеонаблюдения в храме. Одновременно Спасо-Елеазаровский монастырь готов заключить соответствующий договор на оплату работы реставраторов, обеспечивающих сохранность иконы».

Про физическую охрану иконы как предмета – сказано. Про нынешнее состояние ее как памятника культуры – ни слова.

В официальных сообщениях администрации Псковской области с некоторых пор появилась любопытная формулировка, кочующая в неизменном виде из текста в текст: «Решение о передаче иконы было принято по инициативе губернатора Андрея Турчака во время визита в Псковскую область министра культуры РФ Александра Авдеева, который состоялся 25 июля 2009 года» [ 2 ].

«Смешение ответственности» происходит совершенно не случайно: икона «Спас Вседержитель» является движимым памятником федерального значения, находится в федеральной собственности и любое решение о ее судьбе может принять только научно-методический совет при Министерстве культуры России. Псковская область как субъект Федерации не обладает никакими полномочиями в определении судьбы иконы.

Бросается в глаза последовательность изложения аргументов псковским губернатором в общении с прессой: сначала говорится про определившуюся позицию властей, причем как светских, так и церковных, в одном ряду, потом – о невозможности изменения этой позиции и – как следствие (странная логика) – о непрофессионализме оппонентов.

Как известно, квалифицированная оценка строится по обратной логике – от мнения эксперта к мнению руководителя, политика – лица, принимающего государственное решение.

С псковским «Спасом Вседержителем» пока что получается всё с точностью до наоборот. Сначала принимается некое государственное решение (еще раз обратим внимание на тот факт, что документа до сих пор обществу не представлено: кто, когда и в какой форме принимал государственное официальное решение о перемещении иконы, где это решение находится, каков его правовой статус, всё это остается неизвестным, юридически процесс «перемещения» полностью закрыт), а потом уже под якобы принятое решение «подводится» мнение экспертов.

С экспертами – сторонниками передачи иконы в монастырь, правда, вышла большая загвоздка: оправдывать позицию властей взялся только один, и его оценками власти Псковской области с радостью воспользовались, придав им публичность, не удосужившись, к сожалению, даже поинтересоваться «кредитной научной историей» эксперта. А жаль, узнали бы много важного.

«Не могу точно говорить, но по результатам вижу»

Накануне Нового года, 25 декабря, «Псковское агентство информации» опубликовало интервью с проректором по научной работе Санкт-Петербургской академии художеств, доктором искусствоведения, профессором Юрием Бобровым. Господин был представлен публике ни много ни мало как «учитель псковских реставраторов». Более того, в предисловии к интервью не без намека было сказано, что «в беседе с компетентным и объективным человеком, может родиться истина». Беседа вышла в свет под более чем двусмысленным заголовком «40 лет за стеклом» [ 3 ].

«Учитель», отпустив ряд приличествующих месту оговорок про «соответствующие условия» содержания иконы, так как «для живописи на дереве очень опасны колебания температуры и влажности», обрушился с прямой критикой на псковский музей и лично двух реставраторов, работающих в его штате – Наталью Ткачеву, публично заявившую о недопустимости передачи иконы в монастырское ведение, и Михаила Владыкина (по имени прямо не упомянутого).

Не скрывая своего резко отрицательного отношения к псковским специалистам, г-н Бобров заявил буквально следующее: «Музейные реставраторы, особенно по иконам, в общем, не справляются с тем объёмом работ, который есть. Нам удалось за 30 лет привести более или менее в порядок фонд. Однако музейные реставраторы по иконам, а их два, не ведут регулярное обследование фондов, и это приводит к тому, что опять появились аварийные вещи. Но музей не желает с нами сотрудничать. А сами, на мой взгляд, просто не работают».

Более того, «учитель реставраторов» попытался непосредственно спровоцировать прямое вмешательство властей в деятельность музея, обвинив администрацию музея (имена опять-таки не были названы) в том, что она «не может заставить сотрудников работать». На современном политическом сленге такой стиль называется коротко: наезд.

Юрий Бобров заявил в интервью, что «всё замешано на личном конфликте реставраторов и хранителей, а дирекция не может с этим справиться, не может заставить сотрудников работать. Я знаю, что реставраторы там по полгода отсутствуют, Н. Ткачёва, в частности [ 4 ]. Не могу точно говорить, но я по результатам вижу: когда за годы ничего не продвигается, это значит, что люди не работают. Нужно решительное административное вмешательство директора, может быть, и псковских культурных властей. Там клубок проблем, которые при желании сохранить древние вещи, можно было бы решить. А сейчас атмосфера такая, что приезжать не хочется, хотя замечательное собрание икон. И московские реставраторы, и мы старались всё возможное делать, но когда музей тормозит работу, то ничего не поделаешь».

Представленный г-ном Бобровым как «личный» «конфликт реставраторов и хранителей» музея отражает на самом деле получившую широкую известность за пределами Пскова борьбу сотрудников музея с представителем клана Васильевых – хранителем живописи и икон Ольгой Васильевой, которая неоднократно ошибочно атрибутировала музейные вещи и нарушала инструкции по хранению музейных вещей.

Самым большим скандалом стала подготовка выставки произведений искусства из Псковского музея в Таллинне в 2006 году, когда таможенная проверка, начавшаяся еще в музее-заповеднике, выявила множество вопросов по части сопроводительных документов. Речь шла о крайне неточном описании вывозимых работ (размеры, технические характеристики и пр.) Бумаги успели переоформить, но 8 картин пришлось изъять из числа подготовленных к отправке. На пресс-конференции тогдашний директор музея-заповедника Наталья Дубровская и куратор выставки, тогдашний хранитель живописи и графики музея Ольга Васильева объяснили задержку с отъездом выставки «реставрационными проблемами». Якобы в последний момент выяснилось, что некоторые из подобранных работ не могут быть отправлены из-за своего неудовлетворительного состояния. [ 5 ] Это было полным враньем.

В действительности даже в подлинности некоторых произведений живописи, направляемых администрацией музея в Эстонию, возникли сомнения. Машины с картинами ушли практически в последний момент, открытие выставки висело на волоске. Дело дошло до того, что расследованием эпизода занимались спецслужбы. Предполагалось, что после такого события г-жа Васильева оставит музейную службу, но этого не произошло: тогдашний директор музея Наталья Дубровская заняла ее сторону.

На выглядящий «заготовкой» вопрос: «Давно Вы не были в Псковском музее-заповеднике?» г-н Бобров ответил коротко и туманно: «У нас с музеем существует договор, но сложились такие условия, что мы перестали ездить уже как два года».

Про «сложившиеся условия» собеседник умолчал.

Условия между тем специалистам хорошо известны. И они абсолютно скандальны. Дело не в том, что г-н Бобров не хочет ездить в Псковский музей, а в том, что уже не может: его «вклад» в псковское музейное дело крайне желательно не увеличивать. И вот почему.

«Авторский красочный слой значительно утрачен в процессе раскрытия в институте им И. Е. Репина»

С 4 октября по 3 ноября 2006 года в помещениях Псковского государственного объединенного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника по приказу руководителя управления Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия РФ по Северо-Западному федеральному округу проверка состояния объектов культурного наследия федерального значения, находящихся в пользовании музея-заповедника, а также объектов культурного наследия регионального значения: здания Фан-дер-Флита (г. Псков, ул. Некрасова, 7), Дома Масон (г. Псков, Комсомольский пер., 6).

Тридцатистраничный акт явился по сути приговором состоянию музейного хранения икон и живописи в Псковском музее. Нашлось на его печальных и даже трагических страницах место и для Юрия Григорьевича Боброва.

Процитируем акт дословно:

«В процессе изучения протоколов выявлено, что на основании Приказа Директора Псковского государственного музея-заповедника № 149 от 08.06.2006 г., студены института им. И. Е. Репина проводили консервационно-реставрационные работы на темперной и масляной живописи, согласно данному приказу выдачу картин производила зав. фондами Васильева О. А. В Протоколе № 4 заседания Реставрационного совета от 16.06.2006 г. записано, что слушали Боброва Ю. Г., профессора, проректора института им И. Е. Репина, и профессора Алешина А. Б., которые довели до сведения членов реставрационного совета задания студентам-исполнителям реставрационных работ.

Несмотря на возражения реставраторов о неправомерности проведения учебы на музейных предметах, студенты были допущены к работам. Протоколом № 6 заседания Реставрационного совета работа студентов была принята. В заседании данного реставрационного совета штатные реставраторы музея, настаивавшие на неправомерности практики студентов на музейных предметах, не участвовали.

В ходе обследования музея членами комиссии Бучило Е. И. и Кузнецовым В. В. была осмотрена икона конца XVII в. «Богоявление» («Крещение») инв. № ПКМ 2683 , на которой авторский красочный слой значительно утрачен в процессе раскрытия в институте им И. Е. Репина. Комиссия считает поручение студентам реставрации музейных предметов из основного фонда грубейшим нарушением действующего законодательства» [ 6 ].

Вот такой «конфликт реставраторов и хранителей»…

Слово «хранители» в этом случае подлежит заключению в кавычки.

По сути дела, г-н Бобров утратил возможность, игнорируя нормативные документы, регулирующие музейную деятельность, хозяйничать в фондах псковского музея, беспрепятственно выбирая в качестве учебных пособий памятники иконописи любого, в том числе высочайшего, уровня значимости, самолично решать, что именно с ними делать, получая заказы на реставрацию, оплачиваемые таким образом (как будто его подчинённые, выполняющие их, являются сотрудниками государственной научно-реставрационной организации, а не учебного заведения), сдавать музею выполненные работы без процедуры приёмки и оценки качества и т. д.

Видит Бог, что здесь вполне можно было бы вспомнить про не часто, к сожалению, вызываемую к правоприменительной практике в России 243 статью Уголовного кодекса РФ «Уничтожение или повреждение памятников истории и культуры», которая гласит: «Уничтожение или повреждение памятников истории, культуры, природных комплексов или объектов, взятых под охрану государства, а также предметов или документов, имеющих историческую или культурную ценность… совершенные в отношении особо ценных объектов или памятников общероссийского значения, - наказываются штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до трех лет либо лишением свободы на срок до пяти лет».

Как пояснила редакции «ПГ» Наталья Ткачева, история эта имеет давние корни, и связаны они с г-ном Бобровым.

«Эти мелочи доделают псковские реставраторы»

Г-жа Ткачева рассказала, что Инструкция по учёту и хранению музейных ценностей, утверждённая в 1971 г. Министерством культуры СССР, не содержала никаких положений об обучении реставраторов, т. е. ничего не разрешала, но и не запрещала.

Тогдашний руководитель отделения реставрации института им. И. Е. Репина, художник-реставратор высшей категории Леонид Николаевич Ильцен, пришедший в институт с должности заведующего мастерской реставрации живописи Государственного Эрмитажа и обладавший большим опытом музейной работы, понимал, насколько опасно проведение практического обучения студентов реставрации на подлинных произведениях искусства. Он лично договорился сначала со Старо-Изборским филиалом Псковского музея, а затем и с самим Псковским музеем о возможности получения для реставрационной практики икон невысокой историко-художественной и музейной значимости.

В 1973 г. Л. Н. Ильцен лично провёл практику студентов в Старом Изборске, а в 1974 г. несколько икон, отобранных им в Псковском музее, поступили в институт им И. Е. Репина.

В 1976 г. Л. Н. Ильцен оставил работу в институте. Именно после этого начались серьезные проблемы.

Уже в конце 1970-х – начале 1980-х гг. преподаватель отделения реставрации выше упомянутый нами Ю. Г. Бобров стал отбирать иконы для обучения студентов уже совсем по другому принципу: не наименее значимые, а наиболее эффектные, причём, XVI–XVII вв. Более того, не только в условиях института, но и во время полуторамесячной летней практики на выезде студенты допускались даже до работы по раскрытию живописи!

Осенью 1980 г. Министерство культуры РСФСР, обеспокоенное спонтанно начавшимся процессом, направило в Псковский музей комиссию, возглавляемую заместителем директора ВХНРЦ им. акад. И. Э. Грабаря Н. А. Гагманом.

Комиссия рассмотрела ситуацию и утвердила очень жёсткие условия, на которых институт мог получать иконы для обучения студентов – только невысокой художественной значимости. В том числе оговаривалось, что во всех случаях, когда пробное раскрытие покажет, что икона имеет большое художественное или историческое значение, раскрытие этой иконы может быть осуществлено только аттестованным реставратором, т. е. преподавателем.

Все списки выдачи икон для практики должны были утверждаться в Министерстве культуры.

Однако с самого начала эти условия не соблюдались. Все иконы, предоставленные для студенческой практики под руководством г-на (тогда еще товарища) Боброва, являвшегося членом партийного (КПСС) бюро института им. Репина, оказались высокой степени значимости.

Утверждённая в 1985 г. Министерством культуры СССР новая Инструкция по учёту и хранению музейных ценностей уже категорически запрещала обучение начинающих реставраторов на предметах, имеющих музейное значение.

И что вы думаете? Это требование было просто проигнорировано. Его просто нагло обошли. Был заключён договор на проведение «научных исследований», по которому в течение целого ряда лет работы, исполнителями которых числились преподаватели и аспиранты, т. е. аттестованные реставраторы, выполнялись на самом деле почти полностью студентами. Музей же оплачивал их по расценкам, утверждённым Министерством культуры СССР для реставрационных работ, выполняемых профессионалами.

Сумма доходов была столь значительна, что её хватило не только на гонорары «исполнителям», но и на покупку автобуса и оборудования для института. Затем были «отработаны» и другие варианты «извлечения доходов» на реставрационной ниве в Пскове.

«Плоды жатвы» ужасают. На выше упомянутой (в акте Росохранкультуры) иконе конца XVII в. «Богоявление» («Крещение») фрагменты авторского красочного слоя в силу отсутствия у студентов необходимой квалификации были просто утрачены.

«Реставрационный мор» из Санкт-Петербурга коснулся в Псковском музее не только икон. Например, картина известного русского художника И. Куликова «В крестьянской избе», реставрированная по договору в институте им. И. Е. Репина в 2004 году, уже в 2006 году оказалась в списке первоочередных передач для реставрации в ВХНРЦ им. Грабаря, т. к. вследствие неграмотно выполненной реставрации на картине уже к 2006 году образовались разрывы холста вдоль нижнего и верхнего краёв.

Читатель тщетно будет искать в каталогах реставрационных выставок имя г-на Боброва среди имён художников-реставраторов, осуществивших практическую научную реставрацию того или иного памятника. Давно не занимающийся практической реставрацией и никогда не сделавший ни одной работы такой степени сложности, как те, о которых берётся судить, г-н Бобров с легкостью необычайной делает безапелляционные выводы, противоречащие мнению действительно известных, опытных и постоянно действующих исследователей и художников-реставраторов.

При этом высокомерная стилистика общения г-на Боброва с псковскими специалистами помнится в Пскове до сих пор. Наталья Ткачева с грустной улыбкой вспоминает: «Псковские «бездельники»-реставраторы затрачивали уйму времени и сил на нескончаемый поток доделок: повторные укрепления, удаление не просто загрязнений, но слоёв грязи с захватанных до черноты полей уже раскрытых икон, очистку тыльной стороны и торцов, удаление старых грубых вставок, гвоздей от басмы, замену неумело сделанных отстающих реставрационных вставок, довыборки и дорасчистки, тонирование и исправление тонировок и устранение других последствий неумелой, методически неправильно организованной работы. А т. н. «доделки» после летней практики, про которые г-н Бобров обычно небрежно ронял фразу о том, что «эти мелочи доделают псковские реставраторы»?!! На них уходили недели, а то и месяцы».

Давая интервью псковской прессе, г-ну Боброву следовало бы хорошо подумать, прежде чем произнести фразу: «Люди не работают».

«Я не вижу надобности годами с ней заниматься»

Не утруждая себя точностью фактов, г-н Бобров сказал в интервью об иконе «Спас Вседержитель», что «икона была раскрыта, её расчищали где-то в 60-е годы, точной даты я, к сожалению, не помню. Она была реставрирована профессионально».

Отсутствие точности в знании такого рода информации очень показательно. На самом деле Икона «Спас Вседержитель» была раскрыта от поздник записей не в 1960-х гг., как утверждает Юрий Бобров, а в 1920-х годах. Работы 1920-х годов не избежали ошибок. Технология реставрации с тех пор значительно ушла вперед. По сути дела, икона была раскрыта не полностью, значительную часть ее видимой поверхности до сих пор составляют поздние записи.

Впоследствии в псковском музее с иконой проводились только необходимые поддерживающие реставрационно-консервационные мероприятия. К слову, они позволили иконе сохраниться физически.

Фактически «Спас Вседержитель» остается неисследованной в полной мере иконой. Но Юрий Бобров весьма безапелляционно сообщает: «Насколько я знаю, там никакого катастрофического ухудшения состояния нет. Наверное, профилактическая работа может быть проведена. Она займёт месяца два. Я не вижу надобности годами с ней заниматься».

Надо так понимать, что все остальные специалисты, высказывавшиеся на эту тему, в том числе и специалисты ведущих реставрационных организаций страны – ГОСНИИР и ВХНРЦ им. Грабаря, составлявшие заключение в Пскове в 2009 году, где подробно говорится о необходимости исследования и реставрации иконы «Спас Вседержитель», в частности, заведующая отделом реставрации древнерусской темперной живописи ВХНРЦ им. академика И. Э. Грабаря, художник-реставратор высшей квалификации Г. В. Цируль, художник-реставратор I категории, сотрудник отдела реставрации древнерусской живописи ВХНРЦ Е. И. Бучило, художник-реставратор, сотрудник отдела темперной живописи ГосНИИР Д. С. Головкова, заведующий лабораторией музейной климатологии ГосНИИР В. Б. Дорохов, старший научный сотрудник лаборатории музейной климатологии ГосНИИР И. С. Колегаев, некомпетентны и не объективны.

Как теперь модно говорить – непрофессиональны.

Между тем, непосредственно работая с иконой, эти специалисты установили, что «Ввиду полного отсутствия каких-либо исследований этой иконы, комиссия считает крайне важным проведение ее комплексного изучения… На основе результатов комплексного исследования предполагается разработать общую стратегию консервационных мероприятий, а также оценить объем и уровень сложности реставрационных работ… Реставрация иконы была проведена в 1920-х годах, уровень её выполнения не соответствует современным требованиям…

…Состояние сохранности памятника при возможной его передаче в действующий храм создает серьезные проблемы… В связи с очень сжатыми предполагаемыми сроками возможной передачи иконы Спасо-Елеазаровскому монастырю (июль 2010 г.) комиссия вынуждена констатировать невозможность проведения за это время ее полноценной научной реставрации, которая необходима перед выведением памятника из музейного хранения. Поскольку все реставрационные мероприятия должны основываться на результатах комплексного изучения произведения, надо учитывать, что это обследование также потребует определенных временных затрат…

Комиссия вынуждена констатировать невозможность точного планирования срока завершения исследований и реставрации» [ 7 ].

Оценивая качество экспозиции икон в Псковском музее, г-н Бобров оценил его как «последствия такого, можно сказать,… советского отношения к вещам».

Бывший член парткома КПСС должен лучше знать о «советском отношении к вещам». В частности, о борьбе союзного и российского министерств культуры с гастарбайтерми от реставрации.

Мы позволим себе напомнить г-ну Боброву также и о досоветском отношении к древним иконам. Конечно, акты императорского времени для современной России не указ, но, как выясняется, еще при царях с этим вопросом разобрались серьезно и досконально.

Профессионально.

«Зарегистрировать и выделить все, что может быть еще спасено»

В вводной статье к первому тому каталога «Государственная Третьяковская Галерея» [ 8 ] ученый с мировым именем Л. И. Лифшиц написал, что уже в начале ХХ века «…интерес к древнерусскому искусству распространяется повсеместно. Не только ученые-специалисты, любители и художники, но и широкая публика открывает для себя красоту еще недавно казавшейся условной и непонятной средневековой живописи. Иконы, предметы древнерусского прикладного искусства, пластики и шитья, обычно показываемые в церковно-археологических или историко-бытовых экспозициях, теперь «неизменно демонстрируются на художественных выставках, занимая на них заметное место»».

Там же читаем: «Еще в 1912 году в докладе «О судьбе старых икон в России» А. И. Анисимов призывал «подробно обследовать все церковные хранилища. Зарегистрировать и выделить все, что может быть еще спасено... и объявить все это собственностью государства. Затем перевезти эти остатки в архивы столичных и губернских музеев, укрепив уцелевшие на досках остатки левкаса, и приступить к их очистке...».

Как отмечает далее Лев Лифшиц, «осуществление этого плана началось волей обстоятельств в трагический период отечественной истории – эпоху военного коммунизма. Ученые и реставраторы, руководимые И. Э. Грабарем, получили возможность обследовать памятники, хранившиеся в соборах и церквах Москвы, Новгорода, Владимира, Ярославля, Костромы и других древних русских городов. Декретом от 5 октября 1918 года создается Национальный (позднее Государственный) музейный фонд, куда стекаются национализированные собрания и отдельные произведения живописи, прикладного искусства, археологические и нумизматические коллекции, затем распределявшиеся по музеям».

Таков был трагический парадокс истории.

Процесс музейного собирания икон начался и в Псковской области.

«Церковь испытала на себе тлетворное влияние мирского величия»

Замечательный русский философ князь Евгений Трубецкой (1863-1920), давший первое и доселе единственное целостное, одновременно художественное, историческое и богословское истолкование древней русской иконы, писал в 1917 году (накануне большевистского переворота): «…изумительная красота религиозной живописи представляет собою весьма древнее явление русской жизни: нас отделяет от него целых пять с лишним столетий. С другой стороны, она – одно из недавних открытий современности. До последнего времени старинная икона была нам не только непонятна – она была недоступна глазу. Наши предки не умели чистить икон, а потому, когда иконы покрывались копотью, их «записывали», т. е. просто- напросто писали заново по старому рисунку, иногда даже меняя его контуры, или просто-напросто бросали как негодную ветошь. Обычным местом, где складываются отслужившие иконы, служат у нас колокольни, где они подвергаются влиянию непогоды, а нередко даже и воздействию голубей. Немало великих чудес древнерусского искусства было найдено среди ужасающей грязи и мусора на колокольнях» [ 9 ].

Князя Евгения Трубецкого мы процитируем подробно. Потому что он еще сто лет назад написал о сути происходящего с древней иконой в России.

Осмысливая произошедшую с отношением (в первую очередь самой Церкви) к древней иконе трагедию, Евгений Николаевич Трубецкой писал: «Судьба прекраснейших произведений древнерусской иконописи до недавнего времени выражалась в одной из… двух крайностей. Икона или превращалась в черную как уголь доску, или заковывалась в золотую разу; в обоих случаях результат получался один и тот же, - икона становилась недоступней зрению. Обе крайности в отношении к иконе – пренебрежение, с одной стороны, неосмысленное почитание с другой, - свидетельствуют об одном и том же: мы перестали понимать икону и потому самому мы ее утратили. Это – не простое непонимание искусства; в этом забвении великих откровений прошлого сказалось глубокое духовное падение…

…В истории русской иконы мы найдем яркое изображение всей истории религиозной жизни России. Как в расцвете иконописи отразился духовный подъем поколений, выросших под духовным воздействием величайших русских святых, так и в падении нашей иконописи выразилось позднейшее угасание нашей религиозной жизни.

…Церковь испытала на себе тлетворное влияние мирского величия, попала в плен и мало-помалу стала превращаться в подчиненное орудие мирской власти. И царственное великолепие, к которому она приобщилась, затмило благодать ее откровений. Церковь господствующая заслонила Церковь соборную. Образ ее поблек в религиозном сознании, утратил свои древние краски. Потемневший лик иконы в богатой золотой одежде, - вот яркое изображение Церкви, плененной великолепием.

В исторических судьбах русской иконы есть что-то граничащее с чудесным. Чудо заключается, разумеется, не в тех превратностях, которые она испытала, а в том, что, несмотря на все эти превратности, она осталась целою. Казалось бы, против нее ополчились самые могущественные враги - равнодушие, непонимание, небрежение, безвкусие неосмысленного почитания, но и в этой коалиции не удалось ее разрушить».

Прошло без малого сто лет. Снова против русской иконы ополчились ее «самые могущественные враги». В цивильных костюмах и в рясах. Облеченные властью – как мирской, так и церковной. Обладающие в равной степени колоссальными экономическими и административными ресурсами. Отличить власть мирскую от власти церковной в России начала XXI века стало практически невозможно.

Зная русскую историю начала ХХ века, не хочется продолжать параллели.

+ + +

Понимая политическое устройство происходящих вокруг иконы «Спас Вседержитель» в Псковской области событий, хочу обратиться напрямую к губернатору Псковской области Андрею Турчаку.

Андрей Анатольевич!

15 июля 2009 года, посещая псковский музей-заповедник, Вы не смогли посетить его реставрационный отдел – не хватило времени.

Я прошу Вас найти время и встретиться с псковскими реставраторами. Выслушать этих людей. Они десятки лет занимаются «лечением псковских икон» [ 10 ]. Они провели с этими иконами наедине столько времени, как никто другой.

Эти люди совершенно бескорыстны. Они служат только иконам. Они понимают, о чем говорят. Они – профессионалы.

«Точка невозврата» в истории иконы «Спас Вседержитель» еще не пройдена. Но она чрезвычайно, трагически близка. Мы все в этом смысле, вне зависимости от занимаемых позиций, находимся у края пропасти, за которой заканчивается культура.

От того, какие и каким образом будут приниматься решения в этой драматической ситуации, зависит очень многое.

Для ее разрешения действительно требуется профессионализм.

В том числе и от политиков.

Лев ШЛОСБЕРГ,
главный редактор газеты «Псковская губерния», член Общественного совета по культурному наследию при губернаторе Псковской области.

 

1 См.: И. Родникова. Спаси и сохрани // «ПГ», № 41 (462) от 28 октября – 3 ноября 2009 г.; Н. Ткачева. Без гвоздей // «ПГ», № 46 (467) от 2-8 декабря 2009 г.; Редакция. В ожидании акта // «ПГ», № 48 (469) от 16-22 декабря 2009 г.

2 См.: Л. Шлосберг. Маршрутом Саввы Ямщикова // «ПГ», № 29 (450) от 5-11 августа 2009 г.

3 «За стеклом» - известный роман французского писателя и переводчика Робера Мерля (1908-2004), написанный в 1970 году. Произведение представляет собой описание студенческих волнений, действительно происшедших 22 марта 1968 года на гуманитарном факультете Парижского университета, размещенном в Нантере – городе-спутнике французской столицы. Описание контекста политических событий в романе соседствует с откровенным описанием личной жизни его героев в период сексуальной революции.

4 Г-н Бобров не мог не знать, что г-жа Ткачева некоторое время отсутствовала в Пскове по причине тяжелых семейных обстоятельств, но не сумел удержаться от того, чтобы не вплести столь сомнительное с точки зрения морали «лыко» в «холст» своего интервью.

5 См.: С. Прокопьева. Сокровища (?) из Пскова // «ПГ», № 20 (289) от 24-30 мая 2006 г.

6 Обучение начинающих реставраторов практическим навыкам работы может проводиться только на учебном материале, не имеющем музейного значения.

7 См. подробно: Редакция. В ожидании акта. Псковская икона «Спас Вседержитель» смиренно ждет решения своей судьбы // «ПГ», № 48 (469) от 16-22 декабря 2009 г.

8 См.: Государственная Третьяковская Галерея. Каталог Собрания. Том 1. Древнерусское искусство X – начала XV века. М., «Красная площадь», 1995. С 7-25. Последующие цитаты Л. И. Лифшица приведены по данному изданию.

9 Здесь и далее цит. по: Евгений Трубецкой. Три очерка о русской иконе. М., Инфоарт, 1991.

10 См.: С. Давыдова. «Мы лечим их, а они нас». Наталья Ткачева и Михаил Владыкин: «Реставратор имеет прямое отношение к искусству и никакого отношения к художнику» // «ПГ», № 49 (170) от 24-31 декабря 2003 г.