Экзистенциальный кризис

В большинстве случаев я чувствую себя практически всезнающим родителем. «Зачем деревья качаются», «почему трава зеленая», «куда течет река» или «откуда берутся дети» - на все эти бесконечные детские вопросы довольно легко ответить, опираясь на собственные знания, при помощи словарей или поисковых систем Интернета. Но есть одна тема, которая неизбежно заставляет меня нервничать и волноваться — тема смерти.

Наверное, как любая мать, я не готова признать, что мои родные-любимые дети так же конечны, как и все мы. Да, эта мысль приводит меня в отчаяние, я стараюсь не думать ее. И поэтому всячески оберегаю детей (или себя?) от соприкосновения с неприятной реальностью – забраковываю сказки, где герои погибают «слишком прямым текстом», исключаю из просмотра соответствующие фильмы. Но это, конечно, напрасные старания. Смерть — неотъемлемая часть жизни, и дети находят ее буквально под ногами.

Льву еще не было года, когда он обнаружил на полу какого-то раздавленного жучка. В тот период у младенца еще не было страха перед насекомыми, только любопытство. Мы часто наблюдали пауков-муравьев на улице, вот ребенок и приготовился к очередным натуралистическим наблюдениям.

Но жучок не двигался, Лев толкнул его пальцем — безрезультатно. Взял в руки — хрупкий хитин развалился на части. Я в этот момент испытывала некоторое замешательство, как поступить — дождаться, пока младенец потеряет интерес, дать объяснения или прекратить игру. Но вмешался папа:

- Фу, выкинь ты эту дохлую гадость.

Жук отправился в помойку, а ребенок в легкую задумчивость. Но не скажу, что его поведение как-то изменилось.

Второй раз «дохлая гадость» прозвучала при встрече с вороной. На прогулке Лев уселся у трупика птицы и явно собрался потрогать его — папа одернул. Тут уже я вмешалась и в двух словах объяснила, что птица умерла, больше не летает, а трогать ее не надо, потому как она грязная. Объяснение ребенка вроде бы удовлетворило. Впрочем, задать уточняющих вопросов по причине неговорящего возраста он тогда еще не мог.

Позже Лёвка неоднократно сталкивался с останками насекомых, определял как «умер» или «мертвый» и не проявлял особого интереса. Но перед самым отъездом к бабушке случилось неприятное происшествие. Прямо у нас на глазах автомобиль сбил котенка, ребенок увидел гибель только что резвившегося пушистого красавца со всеми физиологическими подробностями. Окружающие среагировали эмоционально, водитель выскочил из машины, женщины набросились с обвинениями, дети заплакали.

Лев застыл и пребывал в этом застывшем состоянии до самого дома. В привычной обстановке его прорвало: «Киса сломался, лопнул, умер», - нескончаемым потоком. Я держала сына на руках, обнимала, гладила, говорила, что кису жалко, хотя понимала, что ребенок ждет от меня каких-то объяснений, расшифровки событий, выхода из ситуации. Уже почти собралась сказать, что кису мы похороним, но Лев нашел объяснение раньше:

- Приедет «скорая помощь» и котенок поправится.

А я не нашла ничего лучшего, как подтвердить:

- Да.

С Сашей, тоже ставшим свидетелем кошачьей гибели, мы обсуждали это чуть позже, тет-а-тет. И реакция у него уже взрослая:

- Жалко, глупо так. Сам заскочил под колеса, - сострадание ко всему живому у Александра – очень сильная черта.

Пользуясь нечаянным случаем, я аккуратно расспросила у старшего, что он чувствовал еще раньше, в детстве, когда с разницей в три года умерли любившие его прабабушки.

- Да я как-то не сильно понял, как будто уехали, - сын действительно тогда не плакал, но и не задавал вопросов. Зато очень скорбел по всем так или иначе ушедшим домашним питомцам. И объяснял это чувством потери:

- Так грустно, что никогда больше не увижу.

Всех своих хомяков, мышей, кошек Саша до сих пор помнит поименно и очень любит поговорить о них, как о живых, повспоминать смешные или приятные моменты.

На мой взгляд, это очень правильная, позитивная переработка. Но как сын нашел этот путь — объяснить не берусь. Вопросов на эсхатологичные темы он почти никогда не задавал. Только однажды, лет в девять, спросил:

- Мам, а что происходит после смерти?

И я честно ответила, что люди имеют по этому поводу разные мнения, в зависимости от мировоззрения — кто-то верит в загробную жизнь, кто-то — в череду перерождений, кто-то в круговорот веществ в природе.

- А ты как веришь? - не дал улизнуть мне ребенок.

- Я верю, что тело наше становится частью окружающего мира — землей, травой, живыми организмами. И в этом смысле мы бессмертны.

- А душа?

- А душа возвращается туда же, откуда приходит — в небытие, в то же состояние, что и до рождения. А ты как думаешь?

- Нет, мне так не нравится. Буду верить во что-нибудь хорошее. Например, что превращусь в эльфа или дракона.

Этот разговор мы вспоминали после гибели котенка. Александр остался верен своему мировоззрению и посоветовал младшего брата тоже не лишать веры — вылечат так вылечат.

Я последовала Сашиному совету. Потому что авторитетные научные источники однозначного ответа «как говорить с детьми о смерти» не дают. Популярный в моем детстве д-р Спок советовал мягко объяснять неизбежность смерти — через эвфемизм «отправиться на небеса» или прямым текстом — что хоть и очень нескоро, в старости, но все умрут. Этой теории придерживались мои родители и, скажу честно, напугали меня до пронизывающего отчаяния.

Наиболее авторитетный для меня экзистенциальный психотерапевт И. Ялом считает, что ребенок не способен признать неизбежность смерти и будет так или иначе защищать свою психику личными или общепринятыми мифами о бессмертии или персональном всемогуществе. Взрослых он мягко пеняет за неумение спокойно и открыто общаться с детьми на эту тему, но, к сожалению, пошаговых инструкций опять же не дает.

А инструкции мне нужны, очень. Потому что у Льва активный период осознания явления смерти. Он моделирует сценки, в которых кто-то умирает, а потом получает медицинскую помощь, рисует соответствующие сюжеты. Недавно сын рассказал, что видел в песочнице мертвую чайку, которая потом улетела.

- Улетела, улетела! - подтвердила бабушка, активно подмигивая.

Меня, с одной стороны, коробит ложь, которая однажды раскроется и будет поставлена в упрек взрослым. С другой — я не знаю, какую правду ей противопоставить.

Елена ЧЕРЕПИЦКАЯ.

Продолжение следует.

Предшествующую публикацию см. здесь.