Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Архив
Юлий СЕЛИВЕРСТОВ 18 мая 2011, 10:00
«Кругом измена и трусость, и обман!».
Николай II. Запись в дневнике. Псков, 2 (15) марта 1917 года.
«Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас;
и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое.
И тогда соблазнятся многие; и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга;
И многие лжепророки восстанут и прельстят многих;
И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь;
Претерпевший же до конца спасётся».
Евангелие от Матфея 24. 9-13.
Николай Георгиевич фон Бюнтинг. Фотография из архива Е. И. Вощининой.
Интересующий нас географический пункт, известный по письменным источникам с XVI столетия, имел в старину русское название Колокольня – по-видимому, из-за правильной формы занимаемого им большого естественного холма, подобного колоколу, стоящему на земле. В забавно и странно звучащую «Халахальню» название это было трансформировано за последние два-три века фонетикой местного эстонского говора.
Усадьба находится в Новоизборской волости Печорского района, к северу от посёлка Новый Изборск – четырьмя километрами южнее берега Псковского озера. Примерно в одной версте на север от этого имения расположены деревня Печки и крохотное Лесицкое озерцо, через систему речных протоков вливающееся в Псково-Чудской бассейн.
Подобно имению дворян Неклюдовых Родовое, Халахальня расположена в области исторической «вибрации» русской границы. Её линия, за века многократно меняясь, уходила то на запад, а то и на восток от рассматриваемых мест.
Местность, на которой позднее возникла рассматриваемая нами усадьба, много раз упомянута в Псковских летописях. В 1341, 1407, 1480-м годах здесь происходили значительные боевые столкновения русских воинов с немецким рыцарским войском.
У поворота к селу Халахальня, рядом со старой дорогой, идущей из Изборска на Псков, находится большой древний каменный крест с некогда выбитым на нём, уже трудночитаемым старославянским текстом. По преданию, он был впервые поставлен здесь в память об одной из этих битв. В 1979 году крест был «вмонтирован» в специально построенную своеобразную кирпичную часовню. По некоторым сведениям, на близлежащем поле расположено древнее воинское захоронение. Здесь нередко находили изъеденные ржавчиной мечи, разбитые шлемы, наконечники копий и стрел. В помещичьи времена все находки в соответствии со строгим приказом подлежали передаче в имение, хозяева которого комплектовали домашний музей.
С XIX века к усадьбе вела подъездная аллея, сохранившаяся и сегодня. На относящемся к началу XX столетия плане видны барский дом и дом управляющего, многочисленные постройки хозяйственного назначения, искусственные пруды, парк с затейливым переплетением дорожек, фруктовый сад и огород.
В середине XVIII века Халахальня принадлежала Корсаковым. Это первая из известных фамилий владельцев данного места. Однако в конце XVIII века имение уже входило во владения надворного советника Сумарицкого. Затем, скорее всего, в 1838 году оно было приобретено в собственность одной из ветвей аристократического дома баронов фон Медем.
В российском дворянстве фамилия Медем была до 1917 года внесена в матрикулы Курляндской и Лифляндской, а также в V часть родословных книг Псковской, Полтавской, Рязанской, Саратовской губерний.
Николай Георгиевич фон Бюнтинг.
Медемы – древний титулованный род, изначально произошедший из центральногерманского княжества Гессен, либо Нижней Саксонии. На европейской исторической сцене он известен с XIII века. По одной из версий, первые Медемы, прибывшие в Курляндию, ещё в 1268 году поселились в Митаве (сегодня – город Елгава в Латвии; по некоторым сведениям родоначальником Медемов был основатель Митавы гермейстер Ливонского ордена Конрад фон Мандерн). Во всяком случае, укоренение этой фамилии в Ливонии произошло не позднее третьей четверти XV столетия. Здесь, в Остзейских землях, род Медем разделился на три линии.
Представители тех ответвлений семейства, которые вошли в XVIII столетии в русское подданство, были дипломатами и военными, занимали высшие сановные должности. В результате службы Российскому престолу фамилия Медем получила новые обширные владения в Курляндской, Лифляндской, Саратовской, Полтавской губерниях.
Граф Павел Иванович Медем (1800-1854) являлся русским посланником в Вене, брат же его, Александр Иванович (1803-1859) служил послом в Персии и Бразилии. Представитель другой ветви рода, барон Николай Васильевич Медем (1798-1870) — генерал от артиллерии – долгие годы был профессором Императорской Николаевской военной академии и председателем Главного военно-учебного комитета.
В 1860 году дочь владельца Халахальни Мария Николаевна фон Медем (1836-1907) вышла замуж за барона Георга Вильгельма Карла фон Бюнтинга (1826-1877) – представителя одного из древних прусских аристократических семейств. Имение супруги получили в приданое.
М. Н. фон Медем-Бюнтинг позднее являлась начальницей Санкт-Петербургского женского училища ордена Святой Екатерины.
Георг Карлович фон Бюнтинг начал службу на своей родине. Позднее, в России, он стал генерал-майором свиты императора Александра II (1855-1881 годы правления), участвовал в Кавказской войне (1817-1864 годы) и даже стал автором изданных в 1855 году в Берлине воспоминаний «Посещение Шамиля».
У Марии и Георга фон Бюнтингов было трое сыновей – Николай, Александр, Михаил – и дочь Мария.
Дальнейшая история интересующего нас имения связана с их сыном Николаем Георгиевичем фон Бюнтингом, который родился в Санкт-Петербурге 15 (по Новому стилю 27-го) июня (по другой версии – 15-го июля. - Авт.) 1861 года. (Таким образом, в текущем 2011 году исполняется 150 лет со дня его рождения).
В своё время в обществе циркулировала вызывающая сомнения, но подхваченная позднейшей революционной пропагандой версия о том, что Н. Г. Бюнтинг был незаконнорожденным сыном прусского короля и германского императора Вильгельма I Гогенцоллерна (1761-1888 годы царствования) и, соответственно, приходился «неформальным» дядюшкой кайзеру Вильгельму II (1888-1918 годы царствования), воевавшему с Россией в ходе Первой мировой войны2.
Именно Н. Г. Бюнтинг числился в 1897-1917 годах землевладельцем Псковского уезда Псковской губернии имения Халахальня. Ветвь рода Бюнтингов, к которой принадлежал Николай Георгиевич, была внесена в родословную книгу дворянства Псковской губернии.
В 1883 году Н. Г. Бюнтинг окончил с золотой медалью Императорское училище правоведения в Санкт-Петербурге, после чего был также слушателем Берлинского университета. Государственную службу барон начал в 1884-1891 годах в Правительствующем Сенате. В 1891 году Бюнтинг уже был переведён в Министерство внутренних дел – сначала чиновником для особых поручений, а затем секретарем канцелярии министра. В 1888 г. пожалован в камер-юнкеры двора Его императорского величества. С 1896 г. – церемониймейстер. В этом качестве принимал участие в коронации Николая II в 1896 году.
Герб остзейского рода фон Медем.
Позднее Н. Г. Бюнтингу был присвоен придворный чин гофмейстера. 26 сентября 1897 года Императорским повелением он был назначен вице-губернатором в Курск.
В том же 1897 году Николай Георгиевич женился на баронессе Софье Михайловне Медем (1876-1948), своей кузине по материнской линии.
В 1902 г., ещё продолжая службу в Курске, Бюнтинг получил за отличие чин действительного статского советника и был назначен гофмейстером Высочайшего Двора. В 1903 г. был вызван в Министерство внутренних дел для участия в работах по губернской реформе.
Постепенно продвигаясь по служебной лестнице, фон Бюнтинг занимал посты губернатора Архангельской (с 10.05.1904) и Эстляндской (8.11.1905 – 21.01.1906) губерний. От последней должности в 1906 г. по личному прошению уволен и вновь причислен к Министерству внутренних дел.
У Николая Георгиевича и Софии Михайловны было пять дочерей: Мария (1898 год рождения), Екатерина (1890-й), Регина (в доступных нам источниках годы её жизни отсутствуют), а также рождённые в Твери Маргарита (1907-1938) и будущая хозяйка имения Халахальня София (1912-1992). Дети Бюнтингов получили аристократическое домашнее образование и часто посещали вместе с родителями своих многочисленных родственников в самых разных краях Европы.
Современный вид усадьбы «Халахальня». Яндекс-карты. Аэрофотосъемка.
Во времена Н. Г. Бюнтинга усадьба в Халахальне была для семейства, по сути дела, дачей, местом летнего отдыха. Об этом свидетельствует одна из сохранившихся семейных фотографий 1902 г. Тем не менее, барон приложил все усилия к организации здесь рентабельного хозяйства. В 1913-1914 годах в Халахальне имелось 950 десятин сельскохозяйственных угодий, на которых происходил многопольный севооборот, процветало товарное производство качественных молочных продуктов.
К началу ХХ века относится первоначальное строительство нового усадебного дома: небольшого, но роскошного, выдержанного в эстетике стиля модерн, с полукруглым лестничным спуском и балконом-верандой на западной стороне. Дом был просторный: 8 комнат и два зала на первом и втором этажах. Потолок нижнего зала был украшен сложным геометрическим орнаментом, еще до конца ХХ века здесь сохранялась изразцовая печь.
Всем этим в отсутствие владельцев заведовали квалифицированные управляющие. Имение было обустроено с немецкой основательностью. Земельный избыток отдавали в аренду крестьянам окрестных селений.
При таком «образцовом» ведении дел неудивительно, что исстари отношения помещиков Халахальни с местным крестьянством были непросты. В личном фонде губернатора Бюнтинга, хранимом Государственным архивом Тверской области, имеется договор с крестьянами деревни Б. Калки (что рядом с Печками, почти на кромке Псковского озера) об аренде ими барской земли. В фонде находятся, кроме того, план усадьбы Халахальня, а также судебное дело по иску крестьян деревни Печки Псковской губернии к М. Н. Бюнтинг (матери Н. Г. Бюнтинга) о правах собственности на спорную землю (1866-1916)4.
Революционное поветрие 1905 года не миновало интересующих нас мест. Известно, что 4 апреля 1905 года крестьяне деревни Печки Никита Степанов, Степан Трофимов и Конон Антонов явились с топорами за кушаками к арендатору (управляющему) имения Халальня Эмилию Рааку и по поручению всех жителей заявили, что отныне земля принадлежит крестьянской общине деревни Печки. Служившему при усадьбе леснику ими было объявлено, что они «разнесут всё имение» за попытку помешать им владеть землёй.
В ночь на 16 апреля 1905 года в Халахальне от поджога произошёл пожар. Сгорели помещичья кухня, конюшня, флигель и жильё садовника. Огонь принялся на крыше конюшни неподалёку от дороги в Печки. На тушение пожара сбежались крестьяне всех ближних деревень, но только не печковские…
15 апреля 1906 года, в разгар революционных событий, Н. Г. фон Бюнтинг именным указом Николая II получил назначение на пост губернатора в Тверь. Он сменил в этой должности убитого эсерами 25 марта 1906 года П. А. Слепцова5.
Часовня с древним каменным крестом возле деревни Халахальня (Печорский район). Фото из собрания государственного музея-заповедника «Изборск».
Как сообщали газеты, 30 апреля 1906 года, «помолившись и приложившись к мощам святого благоверного князя Михаила Ярославича Тверского»6, губернатор фон Бюнтинг прибыл в свою новую резиденцию.
Убеждённый монархист, Н. Г. Бюнтинг ещё в 1904 году писал в обращении к императору: «Не в мятежах и народных волнениях, не от чуждых России форм народоправства ждет оно [население] спокойствия и блага Родине, но только от Вас, самодержавный Государь»7.
К 1916 году за верную службу Н. Г. Бюнтинг был удостоен орденов Святой Анны I степени, Святого Станислава I степени, Святого Владимира II, III и IV степеней.
Семейство Бюнтингов было истинно православным (вполне напоминая в этом семью Николая II, также имевшую – по крови – германское происхождение). В Твери оно занимало красивейший Путевой дворец, первоначально построенный по проекту М. Ф. Казакова (1738-1812) в 1764-1766 годах в эстетике позднего барокко для путешествующих из Санкт-Петербурга в Москву лиц императорской фамилии. Позднее дворец был отчасти перестроен в начале XIX века К. И. Росси (1775-1849) в духе «казённого ампира».
Губернатор Бюнтинг своим отношением к службе и абсолютной честностью снискал уважение тверского общества. По воспоминаниям местного краеведа Н. А. Забелина, в 1916 году, в честь 10-летия пребывания на посту губернатора, городское чиновничество по добровольной подписке сделало Н. Г. Бюнтингу некоторый денежный подарок. Губернатор тотчас передал всю сумму на гимназические стипендии.
В 1907 году Бюнтинг был утвержден почётным членом Тверской учёной архивной комиссии (ТУАК), в 1911-м – почётным члёном Тверского православного братства святого благоверного князя Михаила Ярославича, Являлся также почётным членом общества хоругвеносцев в Старице и Торжке и православного братства Святой Благоверной княгини Анны Кашинской 8. Состоял в различных обществах в подведомственных уездных городах. Причём участие Н. Г. Бюнтинга никогда не было формальностью – напротив, он всегда стремился оказывать реальное содействие организациям, в которых состоял. С 1910 г. губернатор являлся также почётным членом старейшего в Твери благотворительного общества «Доброхотная копейка».
Но, несмотря на безукоризненное исполнение Н. Г. Бюнтингом своего служебного долга, свойственные его семье высокое понятие о чести, патриотизм, набожность, деятельную благотворительность – с началом Первой Мировой войны отношение общества к тверскому губернатору сразу переменилось самым печальным образом. Волны ксенофобии – первый признак глубокого национального нездоровья – захлёстывали обезумевшую страну.
Каменный крест XV-XVI вв. у поворота к имению Халахальня. Фото из собрания государственного музея-заповедника «Изборск».
В советское время и в наши дни – после 20 лет режима постсоветского – мы слишком привыкли идеализировать утраченную дореволюционную Россию. Но необходимо помнить также и об отвратительных сторонах и эпизодах русской истории. В особенности же сегодня важно понимать, как бешеная ненависть и готовность к массовому убийству скапливаются в обществе необоримой критической массой. В начале ХХ века это произошло ещё в недрах благословляемой нами православной страны.
В 1914 году, с началом втягивания страны в войну, по всей России прокатилась мутная волна шовинизма. Кое-где происходили антинемецкие погромы 9. Само поспешное и бессмысленное переименование старинной русской столицы из Санкт-Петербурга в Петроград говорит почти обо всём. Многочисленное немецкое население России оказалось в атмосфере террора – по крайней мере, морального. Известны случаи самоубийств на этой почве. Кое-кто верноподданнически менял свои немецкие фамилии на русские по звучанию (к примеру, псковский купец Павел Сёмёнович Эйдельман, ставший не по доброй воле «Светлановым») 10.
С августа 1914 года в адрес Бюнтингов хлынули беспочвенные, но от этого причиняющие ещё тяжелейшую боль обвинения в «сочувствии к тевтонам», в «предательстве». Особенно фабричные рабочие («пролетариат», примитивный и малограмотный, но многочисленный), «припомнили его мнимое родство с Гогенцоллернами. В толпе создалось убеждение не только в симпатиях Бюнтинга к немцам, но и в тайных сношениях его с Германией. Уверяли, что изготавливаемые в губернаторском дворце вещи посылаются с тайными агентами не на русский, а на германский фронт. Пошли разговоры об измене. В первые же месяцы войны возбужденная толпа несколько раз окружала дворец с криками: «Долой немца, долой предателя!» Авторитетные в городе лица не раз в частных беседах советовали Бюнтингу оставить Тверь».
Вне всякого сомнения, русско-германскую войну Н. Г. Бюнтинг воспринял глубоко отрицательно. По православной вере, по ментальности своей русский человек немецкого происхождения, он, несомненно, ощущал катастрофический распад прежде монолитного этнического поля империи как свою внутреннюю трагедию 11.
Государственное крушение февраля 1917 года застало Н. Г. Бюнтинга вне Твери. В отличие от абсолютного большинства должностных лиц, спешивших скрыться либо продемонстрировать лояльность новому режиму, Николай Георгиевич, прервав отпуск, 1 марта вместе с семьей возвратился в город. Здесь – как только распространилась информация о предстоящем отречении императора от престола – всё пришло в стихийное движение. Власть немедленно пала. Она перешла к толпе, в которую влились всяческие маргиналы, уголовники и экстремисты. В то же время в Твери был образован «комитет общественной безопасности», состоявший преимущественно из членов кадетской партии и земцев-либералов.
Усадебный дом в Халахальне в 1930-е гг. Фото из коллекции Печорского музея.
Как вспоминал позже выдающийся православный деятель и духовный писатель митрополит Вениамин (Федченков)12, бывший в 1913-1917 годах ректором Тверской духовной семинарии, «этот комитет предложил губернатору Н. Г. фон Бюнтингу сдать им дела, а самому куда-нибудь с семьей заблаговременно скрыться от смертной опасности». То же советовали Бюнтингу и начальники воинских частей, предупреждавшие, что не смогут защитить губернатора от возможных эксцессов.
Бюнтинг отправил детей и жену из города, сам же остался, телеграфировав Императору Николаю II о своей готовности исполнить до конца долг дворянина – «лишь бы жила Россия и благоденствовал Царь!». Впрочем, его телеграмма не нашла Адресата, уже задержанного заговорщиками на станции Дно 13.
Н. Г. Бюнтинг вполне сознавал предстоявшую ему участь. Массовые убийства чиновников, офицеров и полицейских (с немецкими фамилиями в первую очередь) начались по всей России с первых часов революции.
Ночью накануне 2 марта 1917 года губернатор приводил в порядок официальные документы, «часто подходил к иконе Божией Матери, стоявшей в его кабинете, и на коленях молился. Несомненно, он ожидал смерти, готовился исполнить свой долг присяги Царю до конца... Что и говорить, это достойно уважения и симпатии во все времена и при всяких образах правления!» – вспоминал владыка Вениамин.
Утром 2 марта, в день отречения императора Николая II от престола, Бюнтинг увидел из окон своего кабинета людское скопление. «Губернатору полиция по телефону сообщила обо всем. Видя неизбежный конец, он захотел исповедаться перед смертью, но было уже поздно. Его личный духовник, прекрасный старец протоиерей Лесоклинский, не мог быть осведомлен: времени осталось мало. Тогда губернатор звонит викарному епископу Арсению (Смоленцу) и просит его исповедать по телефону. Это был, вероятно, единственный в истории случай такой исповеди и разрешения грехов» (митрополит Вениамин).
Усадебный дом в Халахальне в 1930-е гг. Фото из коллекции Печорского музея.
Вскоре рабочие Морозовской мануфактуры вместе с солдатами 196-го Запасного полка разгромили губернаторскую резиденцию. Они схватили Бюнтинга, продолжавшего сидеть за рабочим столом в своём кабинете, и всей толпой потащили к городской управе, в «комитет общественной безопасности». Попытки членов комитета (в частности, нотариуса, член партии конституционных демократов Александра Александровича Червен-Водали)14 спасти губернатора ни к чему не привели. «Высокий, плотный, прямой, уже с проседью в волосах и небольшой бороде», фон Бюнтинг был под конвоем отправлен на гауптвахту, которая находилась при губернаторском дворце.
«Навстречу по Миллионной улице с морозовских фабрик шла колонна рабочих и солдат, шумная, с красными флагами. Многие в толпе были пьяны. Увидев на углу Миллионной и Соборной площади «царского сатрапа», эти люди выхватили его у сопровождающих, повалили на землю (пенсне губернатора отлетело), стали яростно топтать ногами, а какой-то солдат в упор выстрелил из винтовки в спину поверженного несколько раз».
Стереоскопическая картина этого давнего преступления, открывающаяся нам по независимым друг от друга текстам 15, по воспоминаниям разных лиц, как всегда в таких случаях не осталась однозначной, бесспорной во всех деталях. До нас дошла с полной достоверностью лишь сама атмосфера свершавшегося ужаса.
Толпа долго издевалась над телом, которое лежало на главной улице. Только тёмным вечером викарный епископ Арсений, исповедовавший Бюнтинга утром, вместе с духовником убитого губернатора о. М. Я. Лесоклинским, погрузив тело на возок, увезли его.
В памяти свидетелей расправы осталась форменная шинель губернатора, висевшая на дереве возле гауптвахты, блестевшая в мартовский день своей красной подкладкой.
Фон Бюнтингу, русскому патриоту-монархисту немецкого происхождения, не на что было рассчитывать и некуда бежать тем мартовским утром.
По некоторым данным, тайное отпевание убитого совершил в тверской Скорбященской церкви протоиерей М. Я. Лесоклинский. Вдова Н. Г. Бюнтинга София Михайловна пыталась перевести тело мужа в Халахальню, чтобы похоронить в семейной усыпальнице. Но ей удалось доехать лишь до Пскова, где, по легенде, Н. Г. Бюнтинг был погребён подле какого-то из многочисленных местных храмов, но место отмечено не было. Возможно, позднее он был перезахоронен в пещерах Псково-Печерского монастыря.
Законные владельцы усадьбы Халахальня на крыльце своего дома. 1930-е гг. Фото из коллекции Печорского музея.
В 1918 году усадьба в Халахальне подверглась первому разорению крестьянами окрестных деревень. В 1919 году рассматриваемая территории была взята под контроль «белоэстонцами», уже провозгласившими независимость своей страны. На усадебном холме размещалась эстонская артиллерийская батарея, державшая под прицелом обе дороги, по которым наступали части красной 10-й стрелковой дивизии. В тот момент для того, чтобы расчистить сектор обстрела, была вырублена значительная часть парка, деревянные усадебные службы сожжены. Местные мужички довершили погром имения. Они позаботились о том, чтобы «богатства» Медемов-Бюнтингов не достались ни белым, ни красным...
После гибели мужа Софья Михайловна фон Бюнтинг уехала с дочерьми на юг России, а затем в Париж.
По Тартускому мирному договору, заключённому в феврале 1920 года между Эстонией и советской Россией, территория, где находится Халахальня, отошла к Эстонии. В 1922 году баронесса С. М. Бюнтинг-Медем с младшей дочерью Софией посетили Ревель, Печоры и разорённую Халахальню.
В 1924 г. Софья Михайловна вновь приезжает в Халахальню, чтобы перевезти останки предков рода Медемов-Бюнтингов из разрушенного фамильного склепа в пещеры Псково-Печерского монастыря. Ею была заказана керамида с изображением святого Николая, чтобы обозначить место перезахоронения. В Печорах старшая баронесса встречалась с псковскими дворянами, эмигрировавшими сюда в 1919 году – среди них был Л. В. Назимов и другие.
Только в 1927 году Бюнтингам удалось подтвердить своё право собственности на имение Халахальня по законам суверенной Эстонии. Продав парижскую квартиру, семья возвратилась в усадьбу. Временно они разместились в доме управляющего Ивана Павловича Корсакова 16.
1920-1940-е годы – ещё один период расцвета в истории исследуемого места. По собственному проекту С. М. Бюнтинг отстроила и перепланировала заново усадебный дом. На первом этаже она разместила четыре большие комнаты для дочерей и себя. Двери покоев выходили в зал. Из него деревянная лестница вела во второй этаж, где располагались маленькие летние спальни для гостей. Дом был выдержан в яркой цветовой гамме. Изразцы голландской печи в зале, очевидно, были расписаны кобальтом. В их тон были подобраны материалы для стенных панелей. Верхняя часть стен была выбелена. По белому тесовому потолку шёл замысловатый геометрический орнамент из реек, затонированных, как пол и наличники проёмов, в древесный ореховый цвет. В довершение многоцветья дом покрыт был красной черепицей. Весной 1930 года ремонт был завершён.
Зиму 1932-1933 годов Софья Михайловна и дочери провели в Брюсселе, где Софья Николаевна была помолвлена с графом Николаем Петровичем Апраксиным (1910-1941) – представителем древнего русского дворянского рода, сыном видного монархиста, одного из руководителей Русского собрания П. Н. Апраксина (1876-1962). 14 февраля 1934 г. состоялось бракосочетание, после которого семейство переехало в Халахальню.
4 августа 1938 года здесь был устроен праздник: старая баронесса решила отметить 100-летие владения усадьбой родом Медем. Со всей Европы сюда съехались многочисленные аристократические родственники. После молебна, совершённого батюшкой из печковского храма, на площадке перед домом были накрыты столы для крестьян, пришедших поздравить хозяйку. Звучал хор Общества русской культуры…
В результате пакта Молотова-Риббентропа, с началом Второй мировой войны, уже 18 октября 1939 года произошёл первоначальный ввод советских войск в Эстонию. С. М. Бюнтинг с внуками сознавали необходимость навсегда покинуть Печорский край. Однако Софья и Николай Апраксины ещё надеялись собрать урожай и по возможности распорядиться хозяйством.
Софье Михайловне фон Бюнтинг-Медем удалось вместе с внуками через Финляндию и Швецию добраться до Бельгии.. Вскоре и дочь Софья последовала за нею в Брюссель. Граф Николай Апраксин остался в Халахальне один. Ему предлагали принять эстонское гражданство, что, казалось, могло оградить от неприятностей. Он отказывался (оставаясь, по-видимому, как русский эмигрант лицом без гражданства).
Летом 1940 года он был схвачен водворившейся в Эстонии советской властью. Из Изборска партию арестованных отправляли в Тарту. На площади собралось множество зрителей-крестьян. В их числе были, наверное, и батраки Халахальни. Они могли наблюдать высылку под конвоем своего «барина»17 - тогда казалось, последнего.
Усадьба Корсаковых, Медемов, Бюнтингов и Апраксиных, до недавнего времени полуразрушенная, окружённая парком, по-прежнему находится на вершине похожего на колокол холма. В интернете доступна спутниковая съёмка Халахальни. На ней видны крестообразная крыша главного дома, планировка парка, постройки, пруды.
Мы собрались посетить Халахальню в один из субботних дней декабря 2010 года. При подъезде к месту наше внимание привлёк появившийся по левую руку забор, отгораживающий открестность от дороги.
Нам удалось добраться до поворотной часовни 1979 года, хранящей древний каменный крест. Метров через 50 от часовни подъездная дорога к усадьбе оказалась перегорожена самодельным шлагбаумом. Остановившие нас двое сторожей, оснащённых ружьями (впрочем, вполне приветливые и доброжелательные), сообщили, что далее пропустить не могут. Что земля эта теперь частная, куплена, мол, со всеми лесами и водами, с окрестностями и угодьями каким-то богатым лицом из Санкт-Петербурга.
В числе прочего стражники рассказали, что нового хозяина зовут (по их сведениям) Юрий Михайлович Поляк («это не нация, а фамилие такое»), что в недавние годы бывший барский дом горел, но не сгорел до конца, что всё сейчас перестроено в усадьбе на самую широкую ногу.
Головы сторожей были убраны, кажется, в какие-то нерусские «конфедератки». Это придавало местным мужичкам сходство с вымышленными «альпийскими стрелками» и даже с полицаями образца 1942 года.
Преодолевая неизбежное чувство досады и раздражения, я старался радоваться, что историческое место вновь обрело заботливого собственника, который (надо ожидать?) наведёт здесь порядок – научно отреставрирует дом и парк и будет далее содержать их в надлежащем виде.
На втором плане маячила, никуда не собираясь уходить, мысль о том, что есть же, наверное, где-то в Европе (в Бельгии?) настоящие владельцы Халахальни (как и всей России!). Целый сонм риторических вопросов упрямо вёл хоровод: кто, когда, при каких обстоятельствах, по КАКОМУ ПРАВУ и, главное, ЗАЧЕМ лишил законных наследников их наследства, родового имущества? Неужели затем только, чтобы на никому не известных условиях, абсолютно «втёмную», передать это наследство новому барину спустя семь десятилетий? Но почему «новому», а не «прежнему»?
Трудно было уйти от тягостного подспудного ощущения, что дом в пейзаже, с будущим своим и прошлым, вычтен из огромности Отечества, лукаво похищен – у меня, у народа, у нас – кем-то чужим и неправым.
Редакцией «Псковской губернии» на официальный запрос в государственный комитет Псковской области по культуре был получен ответ:
«На Ваш запрос Государственный комитет Псковской области по культуре сообщает, что имение «Халахальня», расположенное в Печорском районе, объектом культурного наследия не является.
На государственную охрану Решением Псковского областного Собрания депутатов от 25.04.1996 (32-я сессия) поставлен объект культурного наследия регионального значения, памятник садово-паркового искусства – «Усадебный парк д. Халахальня» руб. XIX-XX в., расположенный по адресу: Псковская обл., Печорский р-н, Новоизборская волость, д. Халахальня.
По данным Территориального управления федерального агентства по управлению государственным имуществом в Псковской области, Государственного комитета Псковской области по имущественным отношениям, Администрации Печорского района указанный объект культурного наследия не учитывается в данных имущественных реестрах.
В настоящее время Государственный комитет Псковской области по культуре не располагает информацией о каких-либо зарегистрированных правах на «Усадебный парк д. Халахальня», предоставляемой на платной основе Управлением Федеральной службы государственной регистрации, кадастра и картографии по Псковской области.
В соответствии с пунктом 3 статьи 52 Федерального закона от 25.06.2002 г. № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов РФ» доступ к объекту культурного наследия устанавливается собственником объекта культурного наследия по согласованию с соответствующим органом охраны объектов культурного наследия.
Условия доступа в объект культурного наследия регионального значения «Усадебный парк д. Халахальня» Государственный комитет Псковской области по культуре не согласовывал. Председатель комитета А. И. Голышев».
Между тем в соответствии с п. 3 ст. 52 Федерального закона «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» «объект культурного наследия, включенный в реестр, используется с обязательным выполнением следующих требований: …- обеспечение доступа к объекту культурного наследия, условия которого устанавливаются собственником объекта культурного наследия по согласованию с соответствующим органом охраны объектов культурного наследия».
Из ответа псковского госкомитета по культуре можно сделать, по крайней мере, один отчётливый вывод (утешительный или печальный – каждый выберет для себя): обыкновенно произносимым числом «около 6 000 зарегистрированных памятников всех уровней охраны» количество объектов культурного наследия Псковской области совершенно не исчерпывается. Наша многострадальная, теряющая сегодня себя и свои сокровища, земля ещё богаче.
Память губернатора Н. Г. фон Бюнтинга должна быть увековечена не только в Твери, но, конечно же, и в имении Халахальня. 150-летие со дня рождения Бюнтинга, приходящееся на лето 2011 года, должно быть увенчано хотя бы нашей смиренной скорбной памятью.
Автор и редакция благодарят за бесценное содействие в подготовке этого материала к публикации заместителя директора государственного музея-заповедника «Изборск» Елену Владимировну Воронкову и заведующую Печорским филиалом Псковского государственного музея-заповедника Надежду Георгиевну Павлову, а также Алексея Евгеньевича Максимова.
1. Русь – широкое понятие, вмещающее все восточнославянские народы и земли во все века их существования. Россия же – надрасовая и надэтническая евразийская держава – возникла, в первую очередь, как государственный синтез московского и новгородского этнокультурных регионов. К последнему принадлежит и Псков. Без исторического выбора Псковской земли в пользу православия и Московского государства консолидация России под натиском Запада была бы, скорее всего, невозможна.
2. В. И. Колосов в своей книге «Прошлое и настоящее г. Твери» (Тверь, 1994) приводит сведения об этом легендарном родстве, опубликованные «Вестником Тверского временного исполнительного комитета» от 8 марта 1917 года.
3. «Ничего без Бога» - латинский девиз Гогенцоллернов-Зигмарингенов (одна из младших ветвей прусского королевского дома).
4. ГАТО Ф. 1064 , оп. 1-2 , 521 ед. хр. , 1861-1919 гг. ; Ф. 103 , оп. 1 , 6 ед. хр. (NN 2710, 3134-3137), 1822-1871 гг. ; Ф. 1409 , оп. 1 , 3 ед. хр. (NN 1296, 1584, 1638), 1845-1868 гг. Здесь же существуют письма управляющего имением «Халахальня» (1848-1916, в т. ч. на нем. и фр. яз.); Виды усадьбы «Халахальня» (б/д). Документы жены Н. Г. Бюнтинга С. М. Бюнтинг (урожденная Медем), патронессы общества «Красный Крест» в г. Твери: Переписка С. М. Бюнтинг с Письма писателей Д. Мережковского и З. Гиппиус С. М. Бюнтинг (1916-1917).
5. «Новое Время» (СПб.) 26 марта (старого стиля) 1906 года: «МОСКОВСКАЯ ХРОНИКА. По телефону. Убийство тверского губернатора Слепцова. ТВЕРЬ, 25 марта. Сегодня около 3 часов дня тверской губернатор П.(авел) А.(лександрович) Слепцов после открытия чрезвычайного губернского земского собрания, созванного для избрания члена Государственного Совета, возвращался по Миллионной улице от здания Дворянского собрания во дворец. При повороте с Миллионной ко дворцу, против здания, занимаемого квартирой губернского предводителя дворянства, под губернаторский экипаж была брошена бомба. Раздался оглушительный взрыв. Когда рассеялся дым, глазам прибежавших представилась ужасная картина: в разных метах на довольно большом пространстве валялись ноги, внутренности, части тела и клочья платья убитого взрывом Слепцова».
6. Михаил Ярославич (1271—1318) — великий князь всея Руси, князь тверской (1282 или 1286—1318), в 1305—1318 — великий князь владимирский. Вёл непрерывную борьбу с Новгородом и с московским князем Юрием Даниловичем. По приказанию Узбек-хана был убит в Золотой Орде, после чего великое княжение перешло к московскому князю Юрию Даниловичу. «Ещё на пути из Владимира он несколько раз приобщался Святых Тайн, как бы готовясь к смерти; теперь, видя неминуемую гибель, он проводил ночи в молитве и чтении псалмов. Отрок княжеский держал перед ним книгу и перевертывал листы, ибо руки Михаила были связаны. Верные слуги предлагали князю уйти тайно, но он отвечал: «Спасая себя, не спасу отечество. Да будет воля Божия!» Перед самым приходом злодеев он раскрыл наудачу Псалтирь и прочитал: «Сердце мое смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мя». Душа его невольно содрогнулась. Когда он закрыл книгу, к нему вбежал один из отроков и сказал, что князь Георгий, Кавгадый и толпа людей приближаются к шатру. Они разогнали всех людей Михаила, а он стоял один и молился. Злодеи повергли его на землю, мучили, били пятами. Один из них, именем Романец, вонзил ему нож в ребра и вырезал сердце (22 ноября 1319 г.). Тело Михаила лежало нагое, пока толпа грабила имущество князя». Ниже мы увидим, как причудливо и страшно «рифмуется» в русской истории мученичество Михаила Тверского с гибелью тверского губернатора Н. Г. фон Бюнтинга. Эти события словно бы отражаются друг в друге сквозь шесть столетий.
7. На одном из архивных фотопортретов Н. Г. Бюнтинга имеется сделанная в 1917 году – осудительная, по-видимому, но в перспективе русской истории звучащая как самая высокая оценка и признание заслуг – надпись: «Враг Революции. Тверской губернатор Бюнтинг – верный слуга Церкви и Царя».
8. Анна Кашинская – святая благоверная великая княгиня, дочь ростовского князя Дмитрия Борисовича . Родилась во второй половине XIII столетия; в 1294 году сочеталась браком с тверским, а впоследствии великим князем Михаилом Ярославичем, замученным в Орде в 1318 году и причисленным к лику святых. После его кончины постриглась в монашество с именем Софии, в тверском Софийском женском монастыре, а затем, по усиленной просьбе своего младшего сына, удельного князя кашинского Василия, переселилась в город Кашин, в построенный ее сыном Успенский женский монастырь, и здесь приняла схиму с именем Анна. 2 октября 1368 года скончалась и была погребена в том же монастыре. В 1649 году собор в Москве причислил благоверную Анну к лику святых. В 1677 году патриарх Иоаким созвал в Москве малый собор архипастырей, который запретил совершение служб святой Анне. На иконе она изображалась с рукой, сложенной для двуперстного крестного знамения, которое тогда преследовалось как «армянская ересь». Лишь 7 ноября 1908 года Синод высочайше утвержденным императором Николаем II определением разрешил восстановить церковное почитание Анна Кашинской, назначив для этого 12 июня 1909 года.
9. 27 мая 1915 г. в Москве было разгромлено 759 торговых заведений и квартир, причинён ущерб в размере 29 миллионов рублей золотом, 3 немца было убито и 40 ранено. (См.: Рябиченко С. Погромы 1915 г.: Три дня из жизни неизвестной Москвы. М., 2000).
10. Павел Семёнович Эйдельман – немец-лютеранин из Острова. В 1916 г., в обстановке морального давления на немцев в русском подданстве в связи с Германской войной, сменил (вслед за тремя своими братьями) фамилию на «Светланов», после чего ему было возвращено (!) потомственное почётное гражданство. Дом П. С. Светланова (по улице Леона Поземского, напротив храма XVI века Воскресения со Стадища) – ценный памятник гражданской застройки Пскова середины ХIХ – начала ХХ веков – был утрачен несколько лет назад, в ХХI веке.
11. Очевидно, что ссора с Германией в ХХ столетии стала смертельной для России. Русские немцы с XVIII века были неотъемлемой частью большого российского народа. Подступивший распад суперэтнической системы всегда проявляет себя первоначально в её упрощении, во враждебном отторжении прежде органичных элементов.
12. Митрополит Вениамин – в миру Иван Афанасьевич Федченков (1880-1961) – скончался в Псково-Печерском монастыре. В 1904—1908 годах трижды встречался со святым праведным Иоанном Кронштадтским.
13. В тот день (ещё до своего отречения) где-то на железнодорожных путях близ псковского вокзала, существующего и сегодня, Николай II встретился с другим – псковским – губернатором, также сохранявшим ему верность: «После обеда Государь прошел в свой вагон и принял губернатора Кокшарова. Государь был мил, спокоен, ни одним словам не обмолвился о текущих событиях и лишь расспросы о губернаторском доме были так подробны, что губернатор даже подумал не предполагает ли Государь приехать жить из Могилева во Псков».
14. Александр Александрович Червен-Водали (1872 — 23 июня 1920, Иркутск) — российский политический деятель, нотариус. В 1919 — член правительства А. В. Колчака. Был арестован и предан суду Чрезвычайного революционного трибунала при Сибирском революционном комитете. 30 мая 1920 был приговорён к расстрелу. 10 июня ВЦИК отклонил прошение о помиловании и в ночь на 23 июня приговор был приведён в исполнение. Перед смертью попросил передать жене часы, обручальное кольцо и крест, а также прощальное письмо, в котором, в частности, писал: «Через несколько мгновений нас расстреляют, умираю за родину, которую горячо любил и к этому призываю тебя». Ольга Николаевна получила эти предметы и письмо только в 1922 г.
15. «Сначала по улице шли мимо архиерейского дома еще редкие солдаты, рабочие и женщины. толпа сгущалась. Наконец, видим, идет губернатор в черной форменной шинели с красными отворотами и подкладкой. Впереди него было еще свободное пространство, но сзади и с боков была многотысячная сплошная масса взбунтовавшегося народа. Он шел точно жертва, не смотря ни на кого. А на него – как сейчас помню – заглядывали с боков солдаты и рабочие с недобрыми взорами. Масса не позволяла его арестовать, а требовала убить тут же. Напрасны были уговоры. Я думал: вот теперь пойти и тоже сказать: не убивайте! Может быть, бесполезно? А, может быть, и нет? Увы, ни я, ни кто другой не сделали этого... И с той поры я всегда чувствовал, что мы, духовенство, оказались не на высоте своей... Несущественно было, к какой политической группировке относился человек. Спаситель похвалил и самарянина, милосердно перевязавшего израненного разбойниками иудея, врага по вере... Думаю, в этот момент мы экзамена не выдержали И потому должны были потом отстрадывать»; «Губернатор спросил: - Я что сделал вам дурного? - А что ты нам сделал хорошего? - передразнила его женщина. И тут кто-то, будто бы желая даже прекратить эти мучения, выстрелил из револьвера губернатору в голову. Однако толпа - как всегда бывает в революции - не удовлетворилась этим. Кровь - заразная вещь. труп извлекли на главную улицу, к памятнику прежде убитому губернатору Слепцову. Шинель сняли с него и бросили на круглую верхушку небольшого деревца около дороги, красной подкладкой вверх. А бывшего губернатора толпа стала топать ногами... Мы смотрели сверху и опять молчали... Наконец (это было уже, верно, к полудню или позже) все опустело. Лишь на середине улицы лежало растерзанное тело. Никто не смел подойти к нему».
16. Примечательно это совпадение фамилии управляющего и первых, известных по документам, владельцев имения.
17. Рассказом об этих событиях завершается «Хроника», написанная в эмиграции по-французски Софьей Николаевной Бюнтинг-Апраксиной. (Текст и фотодокументы были переданы в дар Печорскому краеведческому музею сыновьями Софьи Николаевны Пьером и Николаем Апракисиными при посещении ими Халахальни в 1979 году).
.jpg)
