Труженик тыла и ветеран труда не пережила порядки и правила системы здравоохранения
В редакцию «Псковской губернии» пришло письмо псковички Татьяны Владимировны Михайловой. Этот драматичный рассказ вернул «Псковскую губернию» к разговору о т. н. «модернизации здравоохранения» в Псковской области, которой были посвящены многие страницы [ 1 ]. Как это часто бывает, в одной жизненной ситуации отражается суть всего происходящего. Редакция предлагает письмо вниманию читателей и готова опубликовать как отклики граждан, так и ответы официальных лиц.
Наша мама, Людмила Константиновна Зарываева, родилась в 1930 году в деревне Лопатово, что находится в Карамышевской волости Псковского района. Там она и проживала. Была ветераном труда, ветераном войны (тружеником тыла).
Людмила Константиновна Зарываева (1930-2012). |
Правнук разучил и спел для бабушки песню «…последний бой, он трудный самый». Зять по ее просьбе отвязал от своей машины георгиевскую ленточку, которую она постирала, погладила и приколола булавкой к кофте. Можно сказать, что праздник удался.
Но, вероятно, тяжелые воспоминания о трудном военном и послевоенном детстве, о каторжном труде с 12 лет по восстановлению разрушенного войной хозяйства, помощи фронту и восстанавливающейся после войны стране сыграли свою роль. А, может быть, повлияло физическое переутомление – мама и на восемьдесят втором году жизни в меру своих возможностей, ограниченных букетом заболеваний, содержала приусадебный участок. Так или иначе, 9 мая у мамы случился инсульт, и нашего ветерана с георгиевской ленточкой на груди мы нашли беспомощно лежащей на полу.
Скорая помощь, нужно отдать должное, из Карамышевского отделения Центральной районной больницы приехала быстро, несмотря на праздничный день, оказала первую необходимую помощь и отвезла маму в областную больницу, где, к нашей радости, ее поместили в недавно открытый, прекрасно оборудованный сосудистый центр. Здесь ей обеспечили всю необходимую медицинскую помощь и надлежащий уход. Пятнадцать дней, в течение которых мама находилась в бессознательном состоянии, за ее жизнь боролись врачи-реаниматологи, обеспечивали идеальный уход медицинские сестры, которые ни на минуту не покидали палату интенсивной терапии. Их усилия не остались напрасными, мама пришла в сознание и ее перевели в палату, в которую допускались родственники.
Когда я увидела маму в этой палате, она была просто опутана прозрачными трубочками: зондами и катетерами, которые служили для подачи кислорода, питания, лечебных капельниц и др. целей. Особенно пугающе выглядела трахеостома (это трубка, введенная в дыхательное горло через разрез на шее).
Признаками нахождения в сознании служили только открытые глаза, некоторое шевеление уголком рта в попытке что-то произнести и слабое шевеление пальцами непарализованной руки.
В таком состоянии без каких-либо заметных улучшений мама пролежала в сосудистом центре еще неделю, а первого июня закончился отведенный законом срок ее пребывания в стационаре и ее выписали.
За несколько дней до этого события лечащий врач заверял, что она будет находиться в сосудистом центре, пока ей будет необходима интенсивная медицинская помощь, но вскоре сообщил по телефону, что маму переведут в Центральную районную больницу (дер. Череха) для дальнейшей реабилитации, как только там появится место.
Но оказалось, что благодаря реформам в системе областного здравоохранения, некогда существовавшие здесь «неврологические» койки сокращены и больница не может принять тяжелого, требующего специальной помощи больного.
В новом сосудистом центре Псковской областной больницы Людмиле Зарываевой обеспечили необходимую медицинскую помощь и надлежащий уход, но только в течение 21 дня. |
Сюда-то мама и попала в конце рабочего дня в пятницу со своим зондом в пищеводе, катетером в бедренной вене, трахеостомой в горле. Что делать с этим устройством, медицинская сестра не знала. Ей, правда, при передаче пациентки с рук на руки вкратце объяснили, как нужно прочищать его от запекшейся крови и слизи. Однако, к вечеру трахеостома засорилась запекшимися сгустками и медсестра тщетно пыталась ее прочистить. Она, как рассказывает, даже позвонила в сосудистый центр в поисках поддержки, где ей объяснили, что устройство следует заменить. Но чем? И как это могла бы сделать медсестра, не имеющая специальных навыков?
Ввести через зонд приготовленный на ужин для больных винегрет медсестра, естественно, не смогла, да этого и не требовалось, поскольку после перенесенной транспортировки маму просто рвало.
Следует отметить, что штат Карамышевской больницы настолько малочислен, что в пятницу вечером во всей больнице не было никого, кроме одной-единственной медсестры и беспомощных стариков, находящихся на ее попечении. Несмотря на это, сестричка делала все возможное, что могла в сложившихся условиях: застирала рвотные массы, растворила и ввела через зонд назначенные таблетки от давления и для сердца, вскипятила молочка и ввела его через зонд, следила за давлением, температурой и памперсами больной, пыталась прочистить злополучную трахеостому, которая так запеклась, что не могла обеспечить доступ воздуха в легкие.
Ночью состояние мамы резко ухудшилось. Поднялся жар, она стонала, хрипела и едва действующей рукой тянулась к устройству в трахее, доставлявшему ей такие страдания. За всем этим вынуждены были наблюдать лежащие на соседних койках больные малоподвижные старики.
Медицинский персонал, пополнившийся утром фельдшером скорой помощи и санитаркой, как мог, пытался облегчить мамины страдания: ввели жаропонижающие и болеутоляющие препараты. Но остановить воспалительный процесс и облегчить дыхание больной они не могли.
В субботу утром мы с сестрой застали маму еще живой. Она с хрипом хватала воздух ртом, изо рта шла пена. Помочь маме мы ничем не могли: она была нетранспортабельна и никому нигде не нужна, ее нигде не приняли бы, как нам объяснила фельдшер скорой помощи.
К полудню мамы не стало. Она умерла в агонии в окружении жуткой нищеты.
Хочется спросить: кому нужны такие законы, которые не позволяют держать тяжело больного человека в стационаре свыше 21 дня?
Кому нужны такие реформы в системе здравоохранения, когда сокращают все «неврологические» койки в районной больнице?
Кому нужны такие реформы, когда сокращают койки родильных отделений в районных центрах и роженицы из Локни, к примеру, должны добираться до Бежаниц? У нас и без того сельская местность превратилась в «пустыню». Теперь добрались и до районных центров?
Я родилась в 1957 году в фельдшерско-акушерском пункте деревни Лопатово. Спустя всего 12 лет после окончания такой разрушительной войны медицинские пункты существовали на центральной усадьбе каждого, даже захудалого колхоза. А спустя 25 лет после начала перестройки согласно региональной программе реформирования здравоохранения в 2011 году подлежало сокращению и Карамышевское отделение районной больницы, которое (единственное!) обслуживает 185 населенных пунктов и более пяти тысяч жителей. Отстояли только благодаря вмешательству общественности. А если бы не отстояли? Куда бы тогда выкинули мою маму? Привезли бы домой и уехали?
Просто в голове не укладывается, как может так обращаться со своими гражданами государство, объявившее себя социальным? Как могла Родина-мать, на благо которой мама отдала свои силы, свое здоровье, стать для нее злой мачехой?! Какой же категории граждан служит это государство? Ведь не может же так быть, что только человек – для государства! Кому оно тогда нужно такое, кто захочет его беречь и защищать?!
P.S. Я не могу простить себе, что не донесла до власти, до общественности горькую мамину обиду, когда она, ветеран труда, вместо обещанной значительной прибавки к трудовой пенсии по результатам проведенной валоризации получила жалкие крохи (порядка шестидесяти рублей, как помнится).
Именно этой суммы ее пенсия с учетом ветеранских льгот после валоризации «не дотягивала» до величины прожиточного минимума в Псковской области (четыре тысячи рублей с «хвостиком»). Такую же пенсию тогда установили и тем, кто почти не работал.
А мамина пенсия оказалась так мала потому, что всю жизнь она проработала, как рабыня, в полеводческой бригаде в колхозе (позже – совхозе) за трудодни и ничтожные гроши. А ведь ни для кого не секрет, что именно на ее рабском труде и труде таких, как она, и строилось благополучие нашего государства (умышленно пишу с маленькой буквы).
И я решила, что если я не поделюсь и этой горькой обидой за маму, я еще раз предам ее, как предала в очередной раз ее любимая Родина-мать.
Татьяна МИХАЙЛОВА, г. Псков
1 См.: Редакция. «Власть над нами просто издевается» // «ПГ», № 49 (520) от 15-21 декабря 2010 г.; К. Минаев. Холодный сладкий чай в Бугрово // «ПГ», № 50 (521) от 22-28 декабря 2010 г.; Д. Камалягин. Наше дело – не рожать // «ПГ», № 25 (547) от 29 июня – 5 июля 2011 г.; Л. Шлосберг. Без кислорода // «ПГ», № 25 (547) от 29 июня – 5 июля 2011 г.; Л. Шлосберг. Газонокосилка // «ПГ», № 36 (558) от 21-27 сентября 2011 г.; Л. Шлосберг. Рекомендовано умереть / «ПГ», № 38 (560) от 5-11 октября 2011 г.; «Положение не только не улучшится, но ухудшится». Врачи Дедовичской центральной районной больницы отстаивают право жителей района на доступную и своевременную помощь врачей и напоминают о ценности человеческой жизни // «ПГ», № 38 (560) от 5-11 октября 2011 г.; «Нашими проблемами за это время никто не интересовался». Сотрудники Дновской центральной районной больницы не согласны с тем, что модернизация здравоохранения выливается в ликвидацию целых отделений востребованной у тысяч людей больницы // «ПГ», № 38 (560) от 5-11 октября 2011 г.; Л. Шлосберг. Настоящий народный фронт // «ПГ», № 39 (561) от 12-18 октября 2011 г.; Д. Деева. Приемный непокой // «ПГ», № 40 (562) от 19-25 октября 2011 г.; Д. Камалягин. Кондуктор, нажми на тормоза // «ПГ», № 6 (578) от 15-21 февраля 2012 г.