Запах минувшего

В Россию всё более явственно возвращаются черты тоталитарного государства

«И кое-кто поверил второпях,
Поверил без оглядки, бестолково…
Но разве это жизнь – когда в цепях?
Но разве это выбор – если скован?»
Владимир Высоцкий.

«Обыватель склонен думать, что колокол
звонит по кому угодно, только не по нему».
Андрей Колесников, журналист.

Не зря говорят: от великого до смешного – один шаг.

На одном из рабочих совещаний глава Пустошкинского района Ю. В. Жуков особое внимание уделил принятому Госдумой позорному антинародному закону о митингах. Он информировал собравшихся (цитирую по публикации в местной газете) «о необходимости соблюдать бдительность и внимание в вопросах организации больших массовых мероприятий, в отношении несанкционированных митингов, террористических актов и других антиобщественных моментов».

Нинель Юлиановна Эрдман. Фото: Лев Шлосберг

Смешно… Потому что не понятно, почему у главы района Ю. В. Жукова нет более важных проблем, чем антиобщественные моменты?

Смешно… Потому что непонятно, откуда такая сверхтревога у главы района, и каких несанкционированных митингов опасается наш глава от тишайшего в своем большинстве пустошкинского люда?

Смешно… Потому что не понятно, какие митинги и антиобщественные моменты обременяли и обременяют нашу районную власть?

Грустно… Так как задыхается район от многих нерешаемых социальных и жилищно-коммунальных проблем.

Грустно… Потому что от района-то осталось всего ничего; все основные структуры давно переданы в другие районы.

Грустно… Потому что вместо того, чтобы заботиться о людях, приходится районной власти заботиться «об антиобщественных моментах».

«Власть поздравила нас с возвращением в 1937 год»

Но сейчас я хочу говорить о другом. О том, что уже многими сказано. Но убеждена: о событиях, которые происходят в стране сегодня, молчать нельзя. Надо говорить! Чтобы те, что у власти, поняли: мы – свободные люди, а не быдло, которым можно помыкать.

Буду говорить о том, что нельзя было придумать ничего более оскорбительно – мерзкого – чем отметить День Независимости России обысками, арестами, допросами. И вручениями повесток на допросы прямо во время митинга 12 июня.

Этими позорными действиями власть поздравила нас с возвращением в 1937год.

Буду говорить о том, откуда это всё во мне, пенсионерке из маленького провинциального города: неприятие сил зла, насилия, несправедливости, жестокости со стороны власти.

Буду говорить! Потому что считаю: равнодушие – это уже участие во всём беспределе, которое устраивает нынешняя власть.

«Уберите это»

Итак. …Далекий 1938 год. Май месяц. Мне всего три года. В нашу квартиру ранним – преранним утром врываются энкавэдешники. Обыск. Всё в квартире перевернуто вверх дном. Ищут непонятно что, но во всем: в мебели, вещах, книгах. Матери приказывают: «Уберите это!». «Это» – я, спящая трехлетняя девочка. Мать вынимает меня из детской кроватки, мерзкие, грязные руки роются в пеленках в поисках обличительного компромата. При обыске изъяли все фотографии, письма, многие книги.

Отца арестовывают и уводят. Уходя, отец утешает мать: он скоро вернется. Разберутся и его отпустят.

Отца увели. Навсегда…

Я всё описываю со слов матери. Отца не помню. Так в три года я впервые столкнулась со злом, насилием, подлостью государственной власти… «Родной советской власти» [ 1 ].

Verbot!

…1941 год. Лето. Начало войны. Мне почти семь лет. Мы, ребятишки, еще плохо соображаем, как это страшно, когда война. Скоро поймем и хлебнём лиха наравне со взрослыми.

Взрослые в тревоге. Говорят какое-то странное слово – эвакуация. Вдоль нашей деревни – большак. Районное начальство в спешке уезжает. Взрослые молча смотрят на этот большак и на машины, увозящие начальство.

Начальники уехали… Мы остались.

Нас никто не собирался эвакуировать. Нас оставляют, чтобы потом обвинять, что мы были в оккупированном районе. Взрослые с детьми пытались уйти из деревни. Далеко мы не ушли. Оказались в оккупации.

Страшное слово – оккупация. Страшное слово – Verbot, то есть запрет, запрещение. Везде расклеены разные указы с этим ферботом. Запрещено все: покидать деревню, собираться вместе, не выходить из домов после комендантского часа, непочтительно относиться к портрету фюрера.

Полиция творит беззакония. Но попробуй ей поперечить, кинь в полицая камешек… За всё – жестокая расправа. За нарушения Verbot,a – наказание, вплоть до расстрела. Одним словом – оккупационная чужая власть…

О военных невзгодах, о том, что испытали мы – дети войны – надо писать отдельно. В двух словах об этом не расскажешь.

«Слава!» на все времена

…Послевоенные годы… Как и в 30-е, запрещено всё и за всё – жестокое наказание: за критику в адрес советской власти, за недоносительство, за анекдот с политическим подтекстом, за прочтение запрещенных книг, за непочтительное отношение к портрету вождя. Снова обыски, аресты, лагеря… Время Большого Террора, время ГУЛАГА…

60-е, 70-е, 80-е годы двадцатого века. Страшные события в Новочеркасске: жестока кровавая расправа с народом только за то, что люди выразили возмущение против повышения цен.

Расправа с правозащитниками, вышедшими на Красную площадь с протестом против ввода советских войск в Чехословакию.

Ссылка академика, лауреата Нобелевской премии Андрея Дмитриевича Сахарова [ 2 ] в Горький… Высылка из страны Мстислава Ростроповича, Александра Солженицына [ 3 ], Владимира Войновича….

Список огромен. Государство избавляется от лучших представителей отечественной интеллигенции. И при этом власть лживо причитает – у нас свобода, нет преследований по политическим мотивам.

…Сколько я себя помню, в стране всегда был запрет на свободу слова. Разрешали только хвалебные речи, восхваление всего, чего даже и не было.

Демонстрации тоже разрешались – хождение строем с кричалками «Слава!» всем и вся.

…90-е годы прошлого века. Годы надежды на то, что наконец–то Россия станет свободным, демократическим государством.

Надежды не оправдались. Наступил XXI век, приход к власти В. Путина и «Единой России». Начало политических заморозков…

Социально близкие

Все, что происходит в последнее время, за пределами разумного понимания.

У меня, провинциальной пенсионерки, создается впечатление, что идет какая-то война между властью и народом. Нам, живущим в провинции, настойчиво пытаются внушить о богатеньких столичных Буратино, которые от безделья выходят на Болотную и Сахарова. И мне не понятно, зачем Кремлю надо нас перессорить? Зачем надо делить народ на кремлевских «наших» и остальных ненаших?

Нас власть запугивает всякими карами, выставляя на свою защиту полицию и ОМОН. Я по телевизору вижу, как жестоко расправляются полиция и молодчики из ОМОНа, одетые в доспехи средневековых рыцарей, с народом, выходящим на митинги протеста против беззакония в стране.

А мне потом пытаются внушить, как пострадали эти мальчики из полиции и ОМОНа, как их обидели. (Прямо-таки по Карелу Чапеку: «Противник предательски обстрелял наши самолеты, мирно бомбившие его города»).

И начинаются аресты, допросы… Появляется антинародный закон о митингах. Меня пытаются напугать: шаг влево, шаг вправо – и меня ждут кары, и не только в виде денежных штрафов.

Народ удивляется, почему Цеповязу из станицы Кущевской, который был правой рукой главаря банды Цапка, добрые судьи назначили штраф в 150 тысяч рублей, по 10 тыс. рублей за каждого убитого бандой. А мы, если организуем мирный митинг, но помнем траву на газоне, можем схлопотать все 30 тысяч.

Зря люди удивляются. Цеповяз все-таки был членом партии «Единая Россия». К тому же нельзя забывать: во все времена для любого тоталитарного режима, при борьбе с инакомыслием, уголовники считались социально близкими для власти, в отличие от политических.

Самое отвратительное, что любой тоталитарный режим свои антинародные действия оправдывает, ссылаясь на национальную безопасность государства, благо народа и даже на желание самого народа.

В. Путин, не моргнув глазом, заявляет: политзаключенных в России нет. Он хотя бы понимает, что любой здравомыслящий человек в это не верит?

Разве не по политическим мотивам отбывают срок Михаил Ходорковский и Платон Лебедев? Разве не по политическим мотивам врываются сегодня в квартиры оппозиционеров, устраивают обыски, вызывают на допросы, обвиняют людей в организации каких-то заговоров?

Разве не по политическим мотивам держат в заключении трех девушек из панк-группы Russy Riot, за произнесенные ими антипутинские слова?

Наивные люди взывают сегодня к милосердию. Но кто на это милосердие способен: Путин? Гундяев?..

Все уверения об отсутствии в России политзаключенных смешны. И непонятно, на какую наивную публику они рассчитаны.

А что, разве кто-то из кремлевских сидельцев когда-либо признавался в существование политзаключенных и политических репрессиях? Упаси Боже! Это потом, после смены очередного незаменимого лидера нации, нас уведомляли: да, да, до нас всё было, а мы-то, ни-ни, мы – белые и пушистые…

Проснувшись утром

И сегодня опять, как когда-то в годы Большого Террора, чьи-то маленькие мальчики и девочки, проснувшись утром, не увидят своих пап и мам. Их увели в наручниках… Нет, нет, их папы и мамы никого не убивали, ничего не украли. Но как объяснить маленьким мальчикам и девочкам, что у нас расправляются за инакомыслие?

Кремлевским правителям неплохо бы запомнить: маленькие мальчики и девочки вырастут и никогда не простят власти загубленных жизней своих родителей.

Отвратительно слушать и смотреть по телевизору, как серая и безликая «Единая Россия» расправляется с депутатом Геннадием Гудковым, как выискивает власть поводы для расправы с Алексеем Навальным, Сергеем Удальцовым и всеми, кто думает не так, как хотелось бы власти. Власти, которая хочет, чтобы мы вели себя тише воды и ниже травы.

В обиход вновь входят слова: обыск, арест, автозак (вместо прежнего черного воронка), следствие, предварилка, лагерь, тюрьма… политические эмигранты.

Мне стыдно за власть, которая награждает омоновцев и полицию за то, что они зверски расправляются с народом.

Сегодня держат в заключении и пытаются осудить людей за участие в митингах не потому, что они виноваты, а чтобы запугать нас, пока еще живущих на воле. И большие опасения: а не превратит ли страну кремлевская власть в большой лагерный барак?

Сегодня пытаются запугать всех, особенно нас, доверчивых провинциалов, что нам мешают цвести и пахнуть эти столичные митинги. Нам пытаются внушить, что митинги протеста – это чуть ли не попытка государственного переворота.

И мне, провинциальной пенсионерке, в сегодняшних событиях слышится угроза пережитого мною оккупационного время: Verbot!

Я не занимаюсь политикой. Никогда не состояла ни в одной партии. Но политики из нынешней власти толкают меня на Болотную и Сахарова. И я с теми, кто на Болотной и Сахарова, потому что власти я не верю, не надеюсь на ее защиту.

«Свобода лучше, чем несвобода», – изрекал совсем недавно бывший президент Д. Медведев. Хотелось бы услышать, как нынешняя «свобода» нынешнему премьеру?

«Потом пришли за мной»

Мы все разные, по-разному воспринимаем одни и те же события. У нас разное мнение на всё, что происходит с нами и вокруг нас.

В Псковской области издана Книга памяти «Не предать забвению. Жертвы политических репрессий». Пятнадцать томов.

Увековечены имена жителей Псковской области, ставших жертвами Большого Террора [ 4 ]. Конечно же, это далеко не полный список пострадавших в те годы.

Прочитайте эту книгу те, кто надеется остаться в стороне. Прочитайте! Вы увидите, среди невинно загубленных властью – крестьяне, рабочие, а не только интеллигенция.

И последнее, что мне хотелось бы сказать. Немецкий теолог Мартин Нимеллер в 1945 году опубликовал трактат «Признание вины». Речь в трактате шла о событиях, происходивших в Германии в 1930-е годы, когда к власти пришел Гитлер и партия национал-социалистов.

Мартин Нимеллер написал: «В Германии сначала пришли за коммунистами, и я молчал, потому что не был коммунистом. Потом пришли за евреями, и я молчал, потому что не был евреем. Потом пришли за профсоюзными активистами, и я молчал, потому что не был профсоюзным активистом. Потом пришли за католиками, и я молчал, потому что был протестантом. Потом пришли за мной, и к тому времени уже некому было возвысить голос».

Вот такая получается нынче плоскость политических дискуссий…

Нинель Юлиановна ЭРДМАН,
пенсионерка, г. Пустошка Псковской области

1 См. подробно: Н. Эрдман. Дело правды против правды «дела» // «ПГ», № 43 (412) от 29 октября – 4 ноября 2008 г.

2 См.: Л. Шлосберг. Идеальный политик // «ПГ», № 48 (469) от 16-22 декабря 2009 г.

3 См.: Л. Шлосберг. Страна без праведника // «ПГ», № 31 (400) от 6-12 августа 2008 г.

4 См.: Л. Шлосберг. Левашовское Евангелие от народа // «ПГ», № 37 (609) от 26 сентября – 2 октября 2012 г.

Предшествующие публикации Н. Ю. Эрдман см.: «Я не знаю ни одного закона, постановления или иного документа, которые были бы мне, пенсионерке-инвалиду, во благо» // «ПГ», № 12 (331) от 28 марта – 3 апреля 2007 г.; «Практика власти – увеличив пенсию на копейки, повысить цену на всё на рубли» // «ПГ», № 39 (358) от 10-16 октября 2007 г.; Неприятные удивления // «ПГ», № 1 (370) от 9-16 января 2008 г.; «По-прежнему наш самый любимый инвентарь – грабли» // «ПГ», № 36 (405) от 10-16 сентября 2008 г.; Дело правды против правды «дела» // «ПГ», № 43 (412) от 29 октября - 4 ноября 2008 г.; Голый король // «ПГ», № 52 (421) от 31 декабря 2008 г.; «Если это не грязная технология – тогда что?» // «ПГ», № 12 (433) от 1-7 апреля 2009 г.; «Распад империи начинается с пренебрежения к частной жизни» // «ПГ», № 33 (454) от 2-8 сентября 2009 г.; Счётчик совести // «ПГ», 13 (484) от 7-13 апреля 2010 г.; Принародное вранье // «ПГ», № 36 (558) от 21-27 сентября 2011 г.