Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Общество | Society
Алексей СЕМЁНОВ 30 апреля 2019, 22:00
«Словно коршуны злобные,
Налетели насильники,
Приднепровские пажити
Превратили в могильники...»
Михаил Исаковский, «Песня девушек, томящихся в неволе», 24 июня 1942 года, газета «Известия».
В псковской театральной галерее «Цех» в апреле 2019 года открыли выставку «Postscriptum: Восточные рабочие в Третьем Рейхе». Она подготовлена Международным историко-просветительским, благотворительным и правозащитным обществом («Международный Мемориал») при поддержке фонда «Память, ответственность и будущее». За основу взяты материалы архива, сформированного около тридцати лет назад.
В 1990-1991 годах «Мемориал» получил от так называемых остарбайтеров и их родственников 320 тысяч писем. В них были фотографии и рассказы о жизни в Германии. Так возник архив истории принудительного труда. Спустя тридцать лет группа московских школьников оцифровала почти весь архив – для того чтобы другие школьники узнали о восточных рабочих, угнанных в «Третий Рейх». Получается, что выставку готовили школьники для школьников. Но она для всех возрастов. Кроме фотографий, писем, фрагментов интервью и плакатов на выставке можно увидеть специально подготовленный документальный анимационный фильм «Восточный рабочий» (режиссёр Полина Кампиони), созданный в ходе школьной архивной практики в Международном Мемориале.
На выставке «Postscriptum: Восточные рабочие в Третьем Рейхе». Фото: Алексей Семёнов.
Судя по всему, немецкие фашисты первоначально не собирались никого угонять на Запад. Планы у них были ещё более чудовищные. Их, в частности, собирался воплощать один из идеологов немецкого нацизма - выпускник Московского высшего технического училища Альфред Розенберг (будущий министр Восточных территорий). Немецким фашистам было нужно «жизненное пространство», а не люди. Большинство жителей СССР (евреев, цыган, славян) они считали унтерменшами (Untermensch – недочеловек, человек низшего порядка). Завозить «унтерменшей» туда, где жили, по мнению нацистов, «сверхчеловеки» (Übermensch) они первоначально не планировали.
Предполагалось принудительное выселение с территории Польши и оккупированных европейских областей СССР до 75-85 процентов населения и размещение его в Западной Сибири, на Северном Кавказе и в других местах. План был рассчитан на тридцать лет. В «Генеральном плане Ост» говорилось о ста тысячах немецких поселенческих хозяйств по 29 гектаров каждое. Они должны были появиться на «освобождённых» территориях. Планировалось переселить на эту территорию около 4 миллионов 300 тысяч немцев. 3 миллиона 150 тысяч в сельские районы и 1 миллион 150 тысяч в города. Сегодня некоторые «исследователи» отрицают само существование этого плана. Часто это те же самые люди, что отрицают Холокост.
По другим данным, германские власти предполагали завезти на оккупированные территории примерно 5 миллионов 650 тысяч переселенцев немецкого происхождения, «очистив» (переселив или уничтожив) захваченную территорию от примерно 31 миллиона «нежелательных в расовом отношении местных жителей». Оставшихся неславян предполагалось «обновить» (Umvolkung), постепенно превратив в немцев.
Однако блицкриг провалился. Война затянулась. До Западной Сибири нацистам было не добраться. Массовое переселение на оккупированные территории провалилось из-за ожесточённых боёв. Одновременно потребовалась дополнительная рабочая сила в самой Германии. В конце 1941 года в Германии приняли решение завозить рабочую силу с оккупированных территорий. Уже имелся опыт использования угнанных граждан Польши, Чехословакии, Югославии.
На выставке «Postscriptum: Восточные рабочие в Третьем Рейхе». Фото: Алексей Семёнов.
Первоначально, для отправки в Германию в СССР искали добровольцев. На выставке «Postscriptum: Восточные рабочие в Третьем Рейхе» есть образцы немецких пропагандистских плакатов. На них улыбающиеся рабочие, сытые и довольные родители и дети. Как писал в 1941 году Семён Кирсанов: «Геббельс занят пропагандой, // как ни воет гнусный, хор - // остаётся банда - бандой, // остаётся вором – вор».
Потенциальным остарбайтерам (восточным рабочим) обещали счастливое будущее. «Твой труд в Германии – уничтожающий удар по большевизму» - написано на одном плакате. На других плакатах читаем: «Борясь и работая вместе с Германией, ты и себе создаёшь счастливое будущее», «Я живу в Германской семье и чувствую себя прекрасно. Приезжай в Германию помогать по хозяйству».
Но добровольцев оказалось мало. Поэтому с марта 1942 года начался принудительный угон.
Первоначально повестки стали получать граждане, родившиеся в 1925 и 1926 годах. Молодёжь. Почти дети. Тем, кто повестки игнорировал, грозила уголовная ответственность вплоть до расстрела. Если человек сбегал, могли из той же семьи взять кого-нибудь другого. Вначале отправляли на медицинский осмотр, а потом на Запад – в душных и переполненных вагонах для перевозки скота. Брали только здоровых (это провоцировало на специальное нанесение себе увечий). Продовольствия можно было взять только на два дня, хотя дорога могла занимать две-три недели.
Судя по документам, представленным на выставке, угнанных в рабство не всегда отправляли в Германию. Кого-то оставляли в Латвии, кого-то направляли в Чехию или Австрию. Так было в первый год войны.
Позднее угоняли целыми деревнями. В рабство ехали или шли пешком под конвоем семьями, включая маленьких детей.
Фашисты в пропагандистских целях стремились создать иллюзию благополучной жизни остарбайтеров. По этой причине до нас дошли фотографии, на которых нет ужасов. Ужасы не попадали в объективы.
На выставке «Postscriptum: Восточные рабочие в Третьем Рейхе». Фото: Роман Воронцов.
Угнанных ждала низкоквалифицированная работа на износ – в шахтах, каменоломнях, на военных заводах и швейных фабриках… Люди жили в трудовых лагерях. Кто-то попадал на сельскохозяйственные работы (работа от рассвета до заката).
Судьба угнанных рабочих определялась публично – на торгах. Остарбайтеров выстраивали в шеренги. Будущие хозяева выбирали их, словно на невольничьем рынке в средневековье или в древнем мире. Почти как на известной картине «Торг в стране восточных славян». Ефросиния Б. вспоминала: «В Эрфурте, в сборном интернациональном лагере, нас продавали на фабрики или к хозяевам. Ценились мы дёшево – 5 марок за человека». Её продали на стекольную фабрику в Герен.
Члены одной семьи могли попасть к разным хозяевам. Кого-то отправляли в шахту, кого-то в частное хозяйство к гроссбаауэру (зажиточному крестьянину).
В марте 1942 года «уполномоченным по рабочей силе» Адольф Гитлер назначил Фрица Заукеля (по приговору Нюрнбергского трибунала его повесили 16 октября 1946 года). Именно с его назначением угон советских граждан стал массовым. В рапорте Заукеля на имя Гитлера говорилось, что в Германию прибыли 3 638 065 мужчин и женщин с оккупированных территорий Советского Союза и Западной Европы. В марте 1944 года обергруппенфюрер СС и «примерный семьянин, отец десяти детей» Фриц Заукель с гордостью сообщил, что им угнано в Германию уже «5 миллионов иностранных рабочих». Среди этих 5 миллионов не все были советские граждане. Но советские граждане принадлежали к самой низшей категории. Им, в отличие от граждан из западноевропейских стран, не полагались посылки от Красного Креста. Их не пускали в бомбоубежища (зато задействовали для растаскивания завалов после бомбёжек).
В вышедшей в 1981 году книге «Империя рабов» Альберта Шпеера (бывшего имперского министра вооружений и военного производства) говорится, что существовал расчёт экономического эффекта от использования угнанных рабочих. По нему средняя продолжительности жизни угнанного рабочего предполагалась всего 9 месяцев. Когда так называемая аренда (а заодно и жизнь) остарбайтера заканчивалась, одежда, золотые зубы и прочее должны были отдаваться в обратно СС. Именно «ваффен-СС» под командованием Генриха Гиммлера принадлежали остарбайтеры. Кремация трупа осуществлялась владельцем фабрики, взявшим в «аренду» человека у СС (Шпеер, отсидев 20 лет, дожил до 1981 года и умер в 76 лет).
Выставка «Postscriptum: Восточные рабочие в Третьем Рейхе» это не столько цифры статистики, сколько лица, имена, жизненные истории. Елизавета. С., 29 лет, Елена Н., 18 лет, Зинаида Х., 16 лет, Анатолий С., 14 лет, Юрий С., 33 года, Пелагея П., 16 лет, Мефодий С., 19 лет, Михаил М., 14 лет, Мария К., 12 лет, Мария П., 11 лет… Франкфурт-на-Майне, Лейпциг, Цвиккау, Ганновер, Крефельд, Айсфельд, Франфурт-на-Одере…
Михаил М. угнанный в 17 лет и работавший токарем на заводе в Ганновере, рассказывал: «Два раза в месяц давали зарплату. На эти деньги мы покупали морковку. Хотя это всё было из-под прилавка. Немцы очень боялись гестапо, которое запрещало им что-либо продавать остарбайтерам даже за деньги…»
Зарплаты получали мизерные - от 3 марок в месяц до 45-60… Иногда зарплату выплачивали продуктами - 1 килограмм хлеба в неделю… Не хватало не только еды, но и тёплой одежды («чтобы купить снятый когда-то с еврея постиранный свитер нужно было потратить три зарплаты»).
Женщина написала про своего брата Афанасия, угнанного в 21 год: «Брата жестоко избили за то, что он взял немного картошки, вырвал с корча 5 картофелин, живого ещё кинули на цемент в часовню, и там он умер».
Экспонаты выставки располагаются на человекоподобных картонных фигурах величиной в человеческий рост. Проходя по помещению галереи как по коридорам можно проследить основные эпизоды истории принудительного труда советских граждан: с того момента, как их угоняли вплоть до смерти или освобождения советскими или американскими войсками. Отдельно выделены разделы «Смерть», «Побег», «Любовь», «Дружба», «Переписка», «Праздники», «Бомбёжки», «Проверочно-фильтрационный лагерь»…
Мы видим письма и открытки, отправленные домой на оккупированную немцами территорию со следами немецкой цензуры (густо закрашенные слова). Татьяна В. прислала письмо, отправленное из села Ухтшпринге. Письмо написал матери её умирающий брат в 1945 году: «Русских здесь очень много, и все больны чахоткой. Сейчас я сильно больной, болят лёгкие, большой кашель и тяжёлое дыхание, ходить пока хожу, но имею 1/10 часть моей домашней походки и моего здоровья. Мама! Какой я сейчас обиженный в моей молодой жизни 20 лет. Мама, я не понимаю что такое и какая это болезнь, но пришлось увидеть. Вот и всё, на этом кончаю писать мой лист. Остаюсь жить без признака жизни, и переживания моих тяжёлых юношеских дней…» Здесь же приведено стихотворение умирающего под названием «Больница»: «Над больницей два голубя вьются. Им негде, бедняжкам, присесть. Летите, друзья, в край родимый. Несите печальную весть…»
На выставке «Postscriptum: Восточные рабочие в Третьем Рейхе». Фото: Роман Воронцов.
В одном из бараков для «восточных рабочих» в Штаблаке советский офицер нашёл рукописный сборник с названием «Альбом для пiсень з життя в Германiï, 1944 року, Надiï Коваль». Позднее поэт Александр Твардовский подготовил публикацию в газете «Известия» под названием «Из песен о немецкой неволе», вышедшую 22 декабря 1945 года. Это тот редкий случай, когда в советской печати вспомнили об угнанных в Германию соотечественниках. «Здесь представлены из книжечки Надежды Коваль те песни, - написал Твардовский, - которые, по всем данным, сложились в кругу одного девического землячества и представляют собой как бы часть единого произведения о жизни советской девушки в фашистской неволе».
Песни о том же, что и стихи умирающего в больнице юноши: неволя и далёкая и недосягаемая Родина: «Я в плену, в чужом краю далёком. // Дни идут печальной чередой. // Далеко отсюда на Востоке - // Милый край и отчий дом родной…» Как и в тех стихах из больницы упоминаются птицы. Они свободнее, чем люди: «Как в душе завидую я птицам, // Облакам, плывущим на восток. // Там вдали - Москва, моя столица, // И родной днепровский городок».
И всё же многие дождались освобождения.
«При освобождении был такой эпизод, - рассказывал Леонид Л., которому в 1945 году был 21 год. - Американский переводчик при освобождении всех нас собрал и говорит: «Кто желает на родину в Россию – два шага вперёд, а кто в другие страны – стоять на месте. И вот что интересно: из строя вышли около 100 человек. В том числе и я. Остальные остались на месте, так как побоялись ехать на родину, потому что был сигнал – на родине расстреляют».
Алина (её угнали в 18 лет) работала на заводе в Дорстоне, но домой после войны не вернулась. Тридцать лет назад Алина написала: «После освобождения вышла замуж за французского товарища, мы расписывались в Германии. С 12 мая 1945 года я живу во Франции. Уже давно пенсионерка и вдова».
В США, Великобританию, Францию, Австралию и другие страны отправились около 300 тысяч человек. Остальные - большинство - всё же возвратились домой.
На выставке «Postscriptum: Восточные рабочие в Третьем Рейхе». Фото: Алексей Семёнов.
На 28-летнюю Раису Ч. из Запорожья смотрели как на предателя Родины («Так нас называли и в органах НКВД, куда в бессчётный раз вызвали для «чистки» и проверки. Слава богу, не нашли причины отправить в ГУЛАГ»). Туберкулёз, производственные травмы, постоянное унижение, возвращение домой (часто – на пепелище)… И как довершение всего – подозрение в предательстве. С подозрением к возвратившимся относились не только чекисты, но и соседи. Галина Ш. из Полтавы, освобожденная в 19 лет, рассказывала, что испытала, когда вернулась на Родину: «Унижали меня до такой степени, что хотела повеситься». Часть возвратившихся отрабатывали («искупали вину») вместе с пленными немцами.
«Мечтала я быть учителем математики, но, увы, - написала в «Мемориал» Варвара П., освобождённая в 18 лет. - Всё пошло прахом. Учиться не пришлось, потому что была в Германии. Работала в колхозе за кусочек макухи».
Они завидовали птицам. Но существуют сотни способов заманить птиц и поймать их с помощью петель, кольев, клеток, клея, бутылок, сеток, шнурков… Это целая наука. У Эдуарда Багрицкого в «Птицелове» есть такие строки: «Мир встаёт огромной птицей, // Свищет, щелкает, звенит…» На это стихотворение потом песенку сочинили. «Так идёт весёлый Дидель // С палкой, птицей и котомкой // Через Гарц, поросший лесом, // Вдоль по рейнским берегам. // По Тюрингии дубовой, // По Саксонии сосновой, // По Вестфалии бузинной, // По Баварии хмельной…»
Есть такие времена (и страны), когда птицеловы особенно активны.
.jpg)