Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Общество | Society
Алексей СЕМЁНОВ 05 октября 2018, 19:30
Книги Виктора Муйжеля в Пскове читали примерно столько же человек, сколько знают, где в Пскове находится улица Муйжеля (она пересекается с улицей Ларкина).
Писатель и художник Виктор Муйжель родился в Порховском уезде в деревне Уза 30 июля 1880 года. О нём сейчас вспоминают редко. Не знаю, хорошо это и плохо. Самое примечательное – это не его книги, а его псевдоним: Пскович Темнобородый. Его книги – на большого любителя. Ими интересуются, прежде всего, краеведы. А если Муйжеля и вспоминают, то в связи Леонидом Андреевым, Александром Куприным, Зинаидой Гиппиус, Максимом Горьким или ещё кем-нибудь из литературных знаменитостей начала прошлого века. Одни с ним переписывались, другие писали о его книгах, третьи помогали издавать его рассказы. Правда, в какой-то момент и самого Муйжеля стали относить к знаменитостям. Во всяком случае, в дневнике 5 марта 1919 года Корней Чуковский написал: «Вчера у меня было небывалое собрание знаменитых писателей: «М. Горький, А. Куприн, Д. С. Мережковский, В. Муйжель, А. Блок, Слезкин, Гумилёв и Эйзен…».
Это было не случайное собрание. В то время в Петрограде только что создали Союз деятелей художественной литературы, куда входили Гумилёв, Замятин, Чуковский, Блок… Председателем союза избрали Виктора Муйжеля. Таким образом, Союзом деятелей художественной литературы несколько месяцев руководил писатель, долгое время публиковавшийся под псевдонимом «Пскович Темнобородый» - русский писатель с литовскими корнями.
Предполагалось, что Союз будет заниматься издательской деятельностью – издавать еженедельник «Литературный современник», в редакционный коллектив которого включили многих известных авторов, включая Гумилёва. Сегодня читаешь списки Союза, как будто оглавления учебника русской литературы. Но Союз продержался недолго. Слишком уж разные люди в него вошли.
12 апреля 1919 года на очередном заседании Союза о своём выходе заявили Александр Блок, Максим Горький, Дмитрий Мережковский, Евгений Замятин, Корней Чуковский и Вячеслав Шишков.
Виктор Муйжель.
Родись Виктор Муйжель на полвека позже, его непременно бы причислили к писателям-деревенщикам. В начале прошлого века таких называли бытописателями. Вот типичный стиль Муйжеля: «Посёлок был большой, жили в нём выселенные во время Павла I псковские мужики и перебивались они кое-как землей и рыбным промыслом, для которого надо было уходить вёрст за тридцать. Жили по-нищенски, бедно, рождаясь в грязи, живя в нужде, голоде и горе, и умирая в страданиях и болезнях. Не было ни одной семьи из всего поселка, которая не болела бы сифилисом, и эта ужасная, отвратительная болезнь, как тёмная тяжёлая туча, висела над селом и давила тёмных людей…»
Гравёр и живописец Иван Павлов в книге «Моя жизнь и встречи» вспоминал: «Виктор был сухой, как палка, молодой человек, носил всегда пенсне. Он мечтал о писательской карьере, что впоследствии и осуществилось.
Вечерами он читал нам свои произведения и очень хотел услышать моё мнение. Я говорил ему без всяких обиняков:
– Это не писательство, а статистика!
Виктор глубоко возмущался безапелляционностью моих оценок и говорил, что я ничего не смыслю в литературе. А я отвечал:
– Я и не претендую на писательство, но почитывал и Гоголя, и Тургенева, и ещё кое-кого из настоящей литературы!
Позднее Виктор путем серьёзной работы добился хороших результатов, и рассказы его имели успех».
Обидную фразу про статистику Павлов произнёс неспроста. Муйжель несколько лет проработал в Пскове как раз земским статистиком.
Дебютировать ему как литератору в 1904 году помог Александр Куприн (рассказ «В непогоду» вышел в петербургском журнале «Мир божий». В нём говорилось о жизни рыбаков Чудского озера). Куприн редактировал некоторые его рукописи и помогал их издать. Известны и более ранние публикации, чем «В непогоду», однако сам Муйжель о них позднее не очень любил вспоминать.
Дело осложнялось тем, что Виктор Муйжель был, с точки зрения государства, человеком подозрительным, а то и опасным. На рубеже ХХ он уже жил в Петербурге, но недолго. Был признан политически неблагонадёжным и выслан обратно в Псков. Кого только в Псков по этой причине в том году не заносило, включая Ульянова-Ленина.
В Пскове Муйжель с трудом, но устроился на службу в Псковский земский статистический комитет. Это позволило ему много ездить по губернии, а заодно и собирать материал для своих будущих многочисленных рассказов, очерков и романов – из «народной жизни». Его с полным правом могут считать своим жители многих псковских мест. В Порховском уезде он родился, в Великих Луках учился в гимназии, в Пскове тоже учился (в той же гимназии, что и Каверин, только намного раньше) и работал. Дача у него была в Печорах, а потом он и вообще туда переехал.
Виктор Муйжель.
О противоречивом отношении к таким писателям как Муйжель можно судить по высказываниям Зинаиды Гиппиус. В 1911 году у Муйжеля вышел 11-томник. Тогда же Гиппиус язвительно написала: «Боюсь, что В. Муйжель относится к писателям,… плотно себя определившим и никаких новых надежд не подающим… Если кто-нибудь лет через пятьдесят вспомнит Муйжеле при составлении историко-литературного словаря, то, наверное, ограничится тремя строками: "Это писатель эпохи первой революции. Начинал революционными сценками, перешёл к повестям из тогдашнего народного быта. Особым успехом не пользовался"».
В общем, так оно и вышло. За одним исключением. Много лет спустя о Викторе Васильевиче Муйжеле вдруг вспомнили в Пскове, назвав его именем маленькую улицу в деревне Козий Брод, вошедшей в черту Пскова. И это было символично. Если и называть улицу в честь бытописателя-деревенщика, то именно в таком месте.
Правда, Зинаида Гиппиус оговаривалась, что «особенно плохим его назвать нельзя, кое-какие маленькие рассказы ему даже удаются… между "писательством народным" ещё попадаются "сцены времён революции", лучше других рассказ "Уголовные". Зато невыносим "Кошмар" - описание невинного пикника который кончился тем, что идеальных студентов и курсисток разгоняли нагайками, били, обнажали девушек и т. д. Если этого не было, то стыдно писать об этом; если было - ещё стыднее, потому что нельзя на такие вещи реагировать "произведениями искусства". Есть переживания, которые не могут служить литературным "сюжетом", или они не переживания».
«Кошмар» вообще любят упоминать как пример плохой литературы начала прошлого века. Дескать, правильные мысли, но неправильные слова. Однако если подойти к книжной полке с современными российскими писателями в любом книжном магазине, то окажется, что 90 процентов книг даже на фоне забытых произведений Муйжеля кажутся графоманией.
Литературовед и писатель Александр Дейч в книге «День нынешний и день минувший» написал: «Благородный, но скучноватый бытописатель Виктор Муйжель написал длиннейший роман „Год“. И действительно, целый год, в двенадцати номерах журнала „Русское богатство“, печаталось произведение Муйжеля. По этому поводу была сочинена коллективная эпиграмма: „Год“ пройдёт… Честной народ, // Как вот буду жить на свете я, // Коль на будущий нам год // Муйжель двинет „Многолетие“…»
Над Муйжелем вообще было принято посмеиваться. Много книг, мало славы. Не то чтобы совсем плох, но и хорошего мало. Особо плохим назвать нельзя, но и особо хорошим – тем более. Средний писатель. Что может быть унизительнее? Не возмущает, но и не восхищает. Самое примечательное – внешность, удобная для написания карикатур.
В рецензии 1907 года, написанной Ниной Петровской («литературной музы» Валерия Брюсова и Андрея Белого), сказано: «Муйжель бытописец, писатель всегда определённого и излюбленного мотива. Но тяжёлые пласты бытового материала, из которого он пытается создать большую, многообразную драму мужицкой жизни, не претворяются в элементы чистого искусства в его глубоко антихудожественной душе, словно сдавленной рамками партийной программы. Хозяйственно-земельный вопрос, экономическое неустройство крестьянской жизни, голод, мрак, моральная тупость – вот схема всех его рассказов – старый крепкокостный скелет тенденциозно-народнической литературы».
Для символистов, акмеистов и футуристов Муйжель, несмотря на возраст, был представителем литературы прошлого XIX века. Они считали, что книги его устарели ещё до того, как были написаны.
Одно время Муйжеля вдруг стали сравнивать с Леонидом Андреевым (хотя чаще всё-таки раннего Муйжеля сравнивали с Куприным, проводили параллели: «Солдаты» перекликаются с «Поединком»). Гиппиус Леонида Андреева тоже упомянула, комментируя творчество Муйжеля («естественный человеческий стыд давно, нипочем, забылся; давно пустил эти "сюжетики" Леонид Андреев; так давно, что они даже из моды вышли, а долго держались…»).
Кроме книг с деревенскими мотивовами были у Муйжеля и произведения, касающиеся истории, очерки: «Поганкины палаты в Пскове», «Последний вечник». Поэтому его иногда называют псковским краеведом. Но больше всего он развернулся в исторической живописи. Его кисти принадлежат масштабные реалистические исторические полотна «Возвращение св. Алексия митрополита московского из Золотой орды», «Свидание Дмитрия Шемяки с князем с князем Василием II Тёмным», «Посол Иван Фрезин вручает Ивану III портрет его невесты Софьи Палеолог», «Смерть Владимира Мономаха» другие. Возможно, Муйжель художником был более масштабным и сильным, чем писателем.
В годы Первой мировой войны он от «Биржевых ведомостей» отправился фронтовым корреспондентом в Польшу и Галицию, и тогда же издал книгу очерков «С жезлом в руках, с крестом в сердце».
Репродукция картины Виктора Муйжеля «Посол Иван Фрезин
вручает Ивану III портрет его невесты Софьи Палеолог».
И книга эта, наверное, сегодня способна привлекать внимание. Это документальная литература, написанная нормальным русским языком. Большим писателем Муйжель не был, но наблюдательностью обладал. В 1915 году в книге «С жезлом в руках, с крестом в сердце» говорится: «Немецкая армия, спаянная жестокостью железной дисциплины,- враг серьёзный. Приём некоторой части прессы, лубочных открыток, на которых казак с нелепо выпученным глазом держит двумя пальцами Вильгельма за ус, приглашая его узнать „вкус" - вся появившаяся на улицах больших городов макулатура, помимо пошлости своего тона, не верна по существу…»
Что же касается литературных претензий к Муйжелю, то их было немало (похож на того-то, находится под влиянием такого-то). Но Зинаида Гиппиус придиралась не к темам, а к языку, цитируя «Муйжеля: «Свет костра дробился прыгающими искорками в его широко открытых вдохновенных глазах». «Какое же это "искусство"? – удивлялась она. - Нет, стыд и стыд, и даже два стыда: первый стыд - тот, о котором я говорила выше, второй - просто себе стыд за подобную "литературу". Таким же стилем пишет г. Муйжель и "народные" свои романы. Я этим не хочу сказать, что г. Муйжель совсем не знает среды, которую описывает, и мужики у него говорят языком студентов. Нет, может быть, ему и приходилось наблюдать "народную" жизнь, прислушиваться к народным речам; не язык, - именно "стиль" у него везде одинаков. И стиль этот таков, что вряд ли можно г. Муйжеля назвать писателем "народным"».
Знакомство с творчеством Муйжеля навело Зинаиду Гиппиус на мысль о частушках: «Собирать частушки, как собираются русские песни - бесполезно. Сборник "Частушек Псковской губернии", изданный год тому назад, уже нынче не представляет никакого интереса: иные поются "песни", новые, а те забыты…»
Однако кажется, что иногда Зинаида Гиппиус была чересчур сурова и пристрастна. Её коробила фальшь «народных писателей», к которым она неожиданно отнесла даже Бунина, впрочем, сухо прибавив: «Ив. Бунин менее других фальшив».
Валериан Чудовский в журнале «Аполлон» в №8 1911года предостерёг читателей: будьте осторожны, не покупайте книг Муйжеля. «У критика две задачи, - писал Чудовский. - Первая - хвалить хороших писателей. Высокая, прекрасная задача: говорить людям, где и как добудут они хлеб жизни и свет свой. Вторая - бранить плохих писателей. Не столь высокая задача: говорить людям, как они могут сберечь свои полтинники, не покупая дрянных книг. Но помните, о читатели, что для того, чтобы сказать вам - не читайте Александра Галунова, ни Алексея Быкова, ни В. В. Муйжеля, я должен был хоть просмотреть их, а это было пыткой!»
Муйжель умер от туберкулёза в 1924 году в возрасте 44 лет. Похоронили его среди могил народовольцев в петроградском некрополе - на Литературных мостках Волкова кладбища. Но над Виктором Муйжелем и после смерти иногда посмеивались. Не только над «правильной» идейной прозой с невысокими художественными достоинствами, но и над поворотами его судьбы.
Георгий Иванов в мемуарной книге «Петербургские зимы» рассказал, как явился к Муйжелю в военный штаб («Перед самым большевистским переворотом мне понадобилось зачем-то повидать беллетриста Муйжеля. Помнит ли кто-нибудь ещё это имя? Имя, пожалуй, но уж писаний, наверно, никто. Муйжель был один из так называемых писателей «с убеждениями», писавших «из народной жизни» суконным языком. Писатели этого рода держались от прочей литературы, «декадентской и беспринципной», в стороне…»)
Трагикомизм этой истории в том, что Иванов шёл к прапорщику запаса Муйжелю, а пришёл, в сущности, к действующему генералу. Фронтовой корреспондент во время войны возглавил дивизию.
Обложка книги «… С железом в руках, с крестом в сердце…».
Вверху на фото сидит Виктор Муйжель.
Георгий Иванов вспоминает, что «за три года войны ни разу, кажется, не встречал его долговязую, унылую фигуру». И в тот раз тоже не встретил, потому что ему сообщили, что командующий дивизией на фронте. «Да нет же. Я к Муйжелю, писателю», - пояснил Иванов. Оказалось, что прапорщик запаса писатель Муйжель назначен командующим дивизией. Георгий Иванов был потрясён. Как такое могло случиться? «В крылатке, с убеждениями, с калошами, с перхотью на воротнике пиджака!.. Впервые тогда я с неотразимой ясностью почувствовал, что „дело плохо“. „Дело“ было действительно плохо…В 1917 году то, что Муйжель „генерал“, – меня поразило, потрясло. Но к чему не привыкаешь?»
Муйжель как командующий дивизией это примерно то же самое, что Муйжель - большой писатель. Большой потому что идейный. Командующим он тоже был идейным, и профессионализм здесь отходил на второй-третий план.
Ещё в 1907 году Нина Петровская написала: «Рассказы Муйжеля относятся к довольно известному роду литературы „Русского богатства“, где тенденциозность замысла и точно выполненная партийная программа ставятся выше так называемого „буржуазного искусства“».
Спустя лет десять после смерти Виктора Муйжеля писатели, ему подобные, стали в СССР очень востребованы. Они выполняли партийную программу, сочиняя идейно выдержанные книги.
Хотя нет уверенности, что Муйжель, доживи он до тридцатых годов, смог бы печататься. Всё-таки, так называемая партийная программа с 1907 года сильно изменилась. В начале ХХ века в порядке вещей у литераторов было сочинять то, что сегодня бы обозвали чернухой. На это в 1911 году в журнале «Аполлон» обращал внимание поэт и критик Михаил Кузмин, не без содрогания прочитавший третий том сочинений Муйжеля, вышедший в издательстве «Просвещение». «Вот и другая страна, - с брезгливостью писал Кузмин, - где все воры, развратники, пьяницы, слабые дурачки или злые звери, где старики "седые и лысые с провалившимся носом и гноящимися глазами", а молодые, с толстой красной шеей и бессмысленным круглым лицом "на котором маленькие зеленоватые глазки прятались в жирных складках век", где царит тупость, косность и жестокость. Эта страна - Россия и народ этот - русские. Так уверяет г. Муйжель. Когда это надоест, о Господи? Тем более что рассказано всё это растянуто, вяло и не ново (ещё бы!), рассказы все ни о чём (может быть "Проклятие" лучше других), и значения как художественного, так и всяческого другого не имеет. Положим и то, что пишет это интеллигент из "Просвещения" о русском народе…».
Сегодня Муйжель прочно забыт. Теперь другие русские писатели пишут про огромную страну, которую населяют воры, развратники, пьяницы и слабые дурачки.
.jpg)
